Следующим днем, оставив пакет с грушами в своей тумбочке, стариквдвоем со своим гостем прогуливались по парку. Словно проигрыватель, который поставили на паузу, он продолжил рассказ, начатый вчера.
— От небольшой пробежки через огород до дома мои ноги и руки отогрелись, и я забравшись на самый верх лестницы, решил перевести дух. Открыл дверь, и сел на порог, высунув ноги наружу. В памяти всплыло ПЕРВОЕ, совершенное мной преступление. Тщательно спланированное, и реализованное.
Это произошло, когда мне было то ли шесть, то ли семь лет. Так же как и в любое другое лето, я отдыхал у бабушки в деревне. Не подумай, что тут какое-то особенное место, где в воздухе витает преступный вирус. Совсем нет, просто обстоятельства сложились таким образом. И моя личность взяла верх над законом и над моралью. Я поступил так, как поступает затравленный зверь. Отличие было только в том, что животное нападает сразу, если ему некуда отступать, а я ждал удобного момента. Тем самым превращаясь из дичи в охотника.
— Сын! Чего сидишь, мерзнешь? — раздался голос, который выдернул меня из воспоминаний. Отец стоял внизу, и держался за лестницу. Я так сильно задумался, что и не заметил как он подошел. Интересно, как долго он тут стоит, и смотрит на меня?
— Сейчас, иду, пап! — развернулся я, и хотел забраться снова на чердак.
— Эй, ты куда? Нам выезжать пора.
— Да я на секундочку, — начал было я уговаривать его немного задержаться, но потом обратил внимание на землю около лестницы. От того места, где стоял отец, и до калитки на огород должны были тянуться мои следы. Точнее, не столько мои, сколько Споукли. Когда я тянул его, кроссовки оставляли в земле две хорошо различимые бороздки. Сейчас их не было. Я посмотрел на свои руки. Замерзшие пальцы оказались чистыми, а вовсе не в прелой листве и земле. Это могло означать только одно. Все, что мне пришлось пережить десять минут назад всего лишь выдумка. Никого я не тащил через огород, задыхаясь от зловония, и никого не закапывал в опавшую листву. Я просто представил, что было бы окажись пистолет настоящим. И на что я готов пойти, чтобы скрыть следы своего преступления. Получается, что никакого трупа на сеновале не было. А значит, и пистолета там нет. Поиски бессмысленны. Я закрыл чердак на щеколду, и спустился к отцу.
— Прошу, вас сэр! — и он жестом предложил пройти в дом.
— Да, Беримор, — я едва заметно кивнул.
Отец покачал головой, как бы говоря: «Эх, Бартеломью!», и взяв лестницу, понес ее в сарай.
Мы попрощались с бабушкой, я вернул пропавшую телогрейку, потом мы сели в автомобиль, и поехали обратно. В этот раз я не был склонен вести беседу.
Пока за окном пролетал знакомый пейзаж, я погружался все глубже и глубже в воспоминания семилетней давности. Я стою на полянке перед домом. Воздух теплый, легкий. Делаю вдох полной грудью, и задерживаю дыхание. Потом развожу руки в стороны, поворачиваю ладонями к солнцу, и стою не шевелюсь. В тот момент, когда кислород в легких заканчивается, запрокидываю голову, и медленно выдыхаю.