Биоэтика

Странные и юридически запутанные случаи возникают тогда, когда прибегают не к банку семени, а к банку эмбрионов, которые имплантируются после смерти отца–донора (в случае гомологичного оплодотворения) или после того, как заказчики, как это не раз случалось, погибали в результате несчастного случая, возможно, уже оставив большое наследство будущему ребенку. Вследствие этого возникают так называемые «дети загробного мира», что происходит тогда, когда донор–отец умирает еще до имплантации или эмбрионы становятся «сиротами» еще до своей имплантации в матку, или же когда вдова выражает желание родить ребенка от семени умершего супруга после того, как его сперма была специально взята у него во время предполагаемой смертельной болезни.

Возможные медицинские последствия гетерологичного оплодотворения in vitro, связанные с замораживанием и последующими действиями, не вполне предсказуемы, их следует со временем еще уточнить. Нужно отметить и другую возможность, которая исследуется с юридической точки зрения и в дискуссиях о банках эмбрионов. Поскольку с помощью эякуляции только одного мужчины можно оплодотворить множество яйцеклеток, имплантируя полученные таким образом эмбрионы в различных женщин, и поскольку «отцовство» донора должно оставаться неизвестным — впрочем, оно с трудом поддается учету, — то теоретически возможно получение некоторой популяции единокровных братьев и сестер, которые не будут подозревать о своем родстве [383].

В этом случае возможно, как мы уже отмечали, когда речь шла об IAE, заключение браков между единокровными родственниками, и это не только имеет юридические последствия, но и затрагивает область здравоохранения, поскольку браки между единокровными родственниками увеличивают вероятность генетических заболеваний.

Тот факт, что вероятность этого в процентном отношении должна быть довольно низкой, не меняет этической оценки оплодотворения in vitro.

Случай с ребенком, «заказанным» гомосексуальной парой, настолько аномален и настолько отклоняется от деторождения путем нормального зачатия родителями и от самой структуры брака, что не требует особого комментария для выявления его неэтичности. Для более полного освещения технических аспектов рассматриваемого нами вопроса мы должны добавить еще, что пара мужчин–гомосексуалов, решившая обзавестись ребенком, несомненно, вынуждена будет обратиться за «помощью» к суррогатной матери, тогда как женская гомосексуальная пара может, по крайней мере гипотетически, получить ребенка с биологическим наследием этой же пары посредством процедуры клонирования, как мы отмечали в главе, касающейся генетических манипуляций, а не только прибегнув к гетерологичной методике FIVET, что в настоящее время является проблематичным также и на законодательном уровне.

Евгенические тенденции

Нетрудно понять, что некоторые технологии искусственного оплодотворения, и в особенности искусственное гетерологичное осеменение, содержат в себе не только цели «терапии» бесплодия, но и другие: мы имеем в виду, прежде всего евгенические цели, достижение которых становится осуществимым с возникновением банков семени и тем самым с возможностью селекции доноров. Цель этой селекции состоит в том, чтобы дать паре, которая о том попросит, не только желанного ребенка, но и «совершенного ребенка» (perfect child), или, по крайней мере, ребенка, наиболее похожего на социального отца.

Проблема эта отнюдь не нова, если мы вспомним (как о том напоминает нам Ж.Тестар [Testart] [384]), что подобные евгенические цели уже выдвигались на основе других методик в конце прошлого и в начале нашего века евгеническим движением, которое возглавлял англичанин Гэлтон (Galton).

Подобный способ селекции родителей был определен лауреатом Нобелевской премии по медицине Шарлем Рише (Richet) в его работе «Человеческая селекция» (La selection humaine) (1919) как тихий расизм тогда, когда его еще нельзя было достичь посредством техники искусственного размножения: «… это памятник тихому расизму, куда беспрестанно соскальзывает мысль, исходящая из неоспоримого биологического знания и приводящая к идеологии, которую можно назвать тоталитарной» [385].

Но дорога к настоящему и радикальному евгенизму должна была проходить, как уже тогда считали некоторые генетики, в том числе и лауреат Нобелевской премии Мюллер (Müller), через «новые технические изобретения, заключающиеся в искусственном осеменении и создании некоторых дополнительных биологических средств» [386].

Понятно, что в тот момент, когда евгеническая тенденция заявляет о себе, даже если речь идет только о выборе донора (евгенизм первого уровня), цели так называемой «терапии» бесплодия отодвигаются на второй план и их место занимает особого рода идеологический финализм, питаемый новой технологией, при котором супружеская любовь теряет свое значение и перестает быть бескорыстной и межличностной.