Гипотезы – лишь догадки, вещь субъективная, наука же ищет стопроцентной ясности. Убежденный в истинности и эмпирической доказуемости гелиоцентрической модели, Галилей занялся поисками неопровержимых обоснований, почему она «необходима», самоочевидна и подкрепляется наблюдаемыми физическими данными. [631] Если выводы ученого оставляют место сомнениям, это уже не наука. [632]
Разумеется, религиозные вопросы подобным доказательствам не поддаются. До самой смерти Галилей придерживался традиционного разграничения между «мифом» и «логосом», и считал, что его выводы никоим образом не противоречат религии. Механика (изучение движения) ничего не говорит о теологии. Это две совершенно разные дисциплины, с разными сферами компетенции. Другие ученые начала Нового времени прибегали к Богу для объяснения тех или иных теорий, но не Галилей. В своем знаменитом «Письме к Великой герцогине Кристине Лотарингской», в котором излагаются его взгляды на взаимоотношения науки и религии, он подписывается под Августиновым «принципом приспособления». Наука занимается материальным миром, а теология – Богом. Эти две дисциплины нельзя смешивать. Недопустимо, чтобы одна из них вторгалась в другую. Бог создал и Книгу Природы, и Библию, а «две истины не могут противоречить друг другу». [633] Когда ученые судят о духовных вопросах, а люди благочестивые пытаются выискать в Писании непогрешимую информацию о природных тайнах, начинается путаница. [634] Коперник понимал это отлично. Он всегда ограничивался замечаниями о «физических выводах, основанных, прежде всего, на сенсорном опыте и очень точных наблюдениях». [635] Впрочем, в тех случаях, когда решающих доказательств нет, Галилей считал необходимым склониться перед авторитетом Библии: «Я не сомневаюсь, что в вопросах, недостижимых для разума, в которых наука невозможна, но лишь мнение и вера, уместно благочестиво подчиниться буквальному смыслу Писания». [636]
Однако Галилей не понимал, что времена изменились. Ватикан уже не терпел вольностей в теологии и систематически сводил учения Аристотеля и Аквината к жесткому набору утверждений, призванных положить конец туману и дискуссиям. [637] В 1605 году иезуитский кардинал Роберто Беллармин (1542—1621), живое воплощение новых веяний, стал папским богословом. Беллармин считал задачу теологии весьма простой: четко систематизировать доктрины и направить их против врагов Церкви. Казнь Джордано Бруно уже дала понять, что папские чиновники готовы насаждать новую ортодоксию теми же насильственными методами, что и светские монархи. А ведь Галилей был не одинок. Он принадлежал к «семье» прогрессивных католических деятелей, которые поддерживали его коперниканские идеи, но советовали не связываться с ватиканскими властями. [638]
Впрочем, при всем убеждении, что теологию нельзя путать с наукой, Галилей нет-нет, да и пытался увязать свои открытия с Библией. В «Письме о солнечных пятнах» (1612) он доказывает с помощью библейских цитат, что его теория «наиболее согласуется с истинами Священного Писания». [639] Когда папские цензоры потребовали убрать эти ссылки, он был в ярости. (Сталкиваясь с возражениями, Галилей мог не менее стесняться в словах, причем словах весьма горделивых, чем любой кардинал.) Но почему, с учетом вышеупомянутых взглядов, он вообще включил библейские ссылки? Гипотетическое мышление было приемлемо для Коперника и впоследствии останется значимым в научном поиске. Не являлось ли стремление Галилея к абсолютной уверенности еще одним признаком догматизма эпохи?
В 1615 году в Рим прибыл образованный кармелит Паоло Фоскарини, чтобы попытаться мягко, но настойчиво обосновать гелиоцентрическую модель. По его мнению, в Библии Бог открыл лишь те истины, до которых человек не в состоянии дойти своим умом, а остальное предоставил людям. Прочтя его трактат, Беллармин отпарировал: теория Коперника пока еще не доказана. Если докажут, это другой вопрос: «Тогда придется осторожнее истолковывать те места Писания, которые как будто говорят об обратном… Но пока мне не покажут такое доказательство, я не поверю, что оно существует». [640]
Наука занимается материальным миром, а теология – Богом. Эти две дисциплины нельзя смешивать.