Биография Бога. Все, что человечество успело узнать

Вначале, объясняет автор, начинающий встречает лишь мрак и «облако неведения». [547] Если человек спрашивает: «Как мне теперь думать о Боге? Что Он такое?», наш автор отвечает: «Я не могу ответить тебе иначе, чем: «не знаю»! Ибо этим вопросом ты привел меня в тот же мрак, то же облако неведения, где я хочу, чтобы ты был!». [548] Мы можем помыслить многое, но «Бога никто не может помыслить». [549] Это состояние незнания – не поражение, а победа. Мы пришли к нему, безжалостно сокращая свои высказывания, доколе молитва не свелась к единому слову: «Боже!», или «Любовь!». Это нелегко. Ум спешит заполнить пустоту, которую мы пытаемся создать в себе, «приятными мыслями о доброте Божьей», и напоминает «о божественной сладости и любви, благодати и милосердии». Однако если мы не заглушим в себе этот благочестивый галдеж, мы снова окажемся там, где начали. [550] Между тем ученик должен, подобно всем остальным, не уклоняться ни от молитв, ни от литургии, ни от lectio divina . Это не особый «путь» (который вызвал бы нарекание со стороны Экхарта), а практика, которая должна сопутствовать всем обычным молитвам и духовным упражнениям.

Если мы будем упорны, интеллект, наконец, сдастся и уступит место любви. Здесь мы видим новое отделение знания от привязанностей. «Поэтому я оставлю на одной стороне все, о чем могу помыслить, и изберу любовь, которую не могу помыслить! – восклицает автор. – Почему? Потому что Бога можно любить, но помыслить Его нельзя. Через любовь Его можно ухватить и удерживать, но мыслью – никогда». [551] Однако апофатическая линия столь сильна, что автор немедленно принимается деконструировать понятие «любви» и объяснять, чем оно не является. В его трактате нет ни сияния, ни небесной музыки, ни внутренней сладости. Создается впечатление, что автор имеет в виду Ролла, когда резко выступает против идеи интенсивного переживания божественной любви. Он предостерегает новичков от нелепого буквализма новой духовности. Новички слышат обо всяких особых чувствах, «как человек возносит сердце к Богу и непрестанно стремится ощутить Его любовь. В своих глупых умах они понимают эти слова не в духовном смысле, как надо, а в физическом и материальном. И как только ни напрягают они сердца в своей груди!» А некоторые даже ощущают «неестественное сияние». [552] Между тем невозможно любить Бога той же любовью, какой мы любим его создания. «Бог», которым увлечены новоявленные мистики, есть лишь плод их собственного воспаленного воображения.

...

Это состояние незнания – не поражение, а победа. Мы пришли к нему, безжалостно сокращая свои высказывания, доколе молитва не свелась к единому слову: «Боже!», или «Любовь!».

Да, «лжедуховность» [553] явно становилась проблемой. Автор жалуется: когда новичкам предлагают отбросить «внешнюю» умственную деятельность и переключиться на деятельность «внутреннюю», они даже не понимают, о чем речь, а потому все делают не так: «Неестественно направляют свой физический ум внутрь собственных тел и словно пытаются узреть духовно своими физическими очами!» [554] На их гримасы больно смотреть. С невменяемым видом вперяют взгляд в пространство, «мотают головой, словно им в ухо заполз червь». [555] А ведь достигается-то цель лишь путем «забвения»! Вот почему автор не советует ученикам искать Бога «внутри» и добавляет: «Я не хочу, чтобы ты был вне себя – сверху, позади или сбоку!» [556] Ученик может спросить в отчаянии: «Где же мне находиться? Послушать тебя, так нигде!» И автор ответит, что это верно: «Именно нигде! Когда в физическом смысле ты «нигде», то в духовном – «всюду»». [557] Не существует слов, которыми можно описать такую любовь. Человек, который не провел себя через процесс «забвения», будет видеть дихотомию между «внутренним» и «внешним», «нигде» и «всюду». Однако «нигде» не есть «место» в душе: эту «точку» вообще не найти на карте нашего мирского опыта. «Поэтому откажемся от этого «всего» и «всюду» в пользу «ничто» и «нигде». Ничего страшного, если ты не можешь постичь это ничто: так мне даже больше нравится. Оно столь ценно само по себе, что никакие мысли о нем не отдадут ему должного». [558] Это «ничто» может казаться мраком, но на самом деле, оно есть «духовный свет, который ослепляет душу, видящую его». [559] Поэтому ученик должен быть готов «ожидать во мраке, сколько понадобится», сознавая лишь «простое и твердое желание идти к Богу». [560]

Сквозь все «Облако неведения» проходит красной линией тема кеносиса. Никаких экзальтаций: «я» должно самоустраниться. Однако такая дисциплина самоопустошения уходила в прошлое. У теологов прибавилось самомнения, а у «мистиков» – потакания собственным желаниям.