Биография кота Василия Ивановича, рассказанная им самим

А лес-то как хорош! Эти зеленые развесистые деревья!.. Этот живительный запах травы и листьев!.. И это дуновение душистого ветерка, который наполняет грудь твою упоительной прохладой!.. Ух, как отрадна милая волюшка в этом саду, лесу!.. Помню, это было вечером, тогда началась моя первая любовь!.. Но, господа, позвольте рассказать это в следующей главе.

Жить иль не жить?!

Я вам намекнул, что намерен был говорить о моей первой любви: но раньше, чем говорить о моей первой любви, я должен предварить вас, что меня выдрали жестоко, и за что опять, спрашивается?

Этот долговязый студиоз, новый мой протектор, снес меня, в том же доме, наверх, к одной барыне, немецкой купчихе. Там было много гостей, и меня напоили чаем с сухарями.

Проклятый китайский напиток вскоре же обнаружил свое действие. Я вам говорю: меня так схватило, что беда! Что хочешь, то и делай! Я подошел к тому, к другому из гостей; помню, замяукал преусердно, – не понимают, – что тебе, Васенька, говорят, сухарика захотел?..

Какой, черт, сухарика!.. Я думаю: что тут много рассуждать? – и взлез на огромный цветочный горшок магнолии. И месяц, помнится, еще так дивно играл на окне, прелесть!.. Вот тебе и на!.. Вот те и месяц! Бакенбардист-камердинер, ни слова не говоря, взял меня, доброго молодца, за ухо, вытащил очень дипломатически-учтиво в приемную, а оттуда в переднюю, и там отшлифовал немилосердно чем-то ременным, а потом выбросил на парадную лестницу… Я, раздосадованный и оскорбленный, сбежал по широким, опрятно выметенным ступеням и, выйдя на двор, крепко задумался. Самолюбие-то самолюбием, но и о шкуре, господа, надо тоже было подумать: ведь как хотите, а она моя!.. «Что это такое? – думал я. – Ужель в том только и состоит жизнь наша, что тебя будут драть и драть, как сидорову козу?..» Я даже начал сомневаться, что есть такие, которых не взбутетеривают, как меня… И какой же конец? Если уж нет другого выхода, то лучше не существовать…

Тут у меня в первый раз явилась мысль о самоубийстве.

«Быть или не быть?» – «То be or not to be?» – вот вопрос, который задал я, остановясь на дворе и помутившимися глазами своими смотря на грязную метлу, смиренно стоявшую в сторонке, тут же, у входа. Что благороднее? Быть этой грязной метлой, сносить все тукманки и подзатыльники судьбы или кончить все одним ударом? Но мы все сносим. Вот оттого-то так тебя и накаливают! О, подлое рабское существо, все, что имеет жизнь! Пресмыкаться, сносить обиды и в бессилии презирать самого себя!.. О! О!.. Если б знать, если б можно было верить материалистам-физиологам, что жизнь – не больше как нервная деятельность, – о, тогда бы я сейчас же решился пресечь это постыдное юдольное существование, потому что смерть сделала бы меня победителем над самой судьбой, смерть сделала бы меня свободным! Из раба я стал бы господином! Не достойная ли это зависти участь?..

Но в том-то и дело, что жизнь совсем не нервная деятельность! Жизнь… Словом, жизнь есть такая штука, что мне не хочется умирать!..

О моей любви

Развивая мысль о необходимости жить, я разозлился на всю природу. Я стал ничем не доволен. Эх, кабы сила, так бы все и перевернул… Чудо что такое натворил бы…

Ну, что это хоть бы за солнце! То покажется, то спрячется, то посветит, Христа ради, как будто семги отрежет на грош, на закуску, то опять начнет так жарить, как будто его колотят по шее и приговаривают, дескать:

– Да грей же, наконец, анафема, когда подрядилось греть!..

И все высушит, все выжжет, никакого соображения!..

А хоть бы и месяц тоже какой-то, Бог его знает, странный; какой-то бледный, испитой, всегда чем-то озабочен, точно он постоянно думает, как бы ему достать денег взаймы под честное слово.

А погодка наша тоже… Ветер, например! Да эдакого взбалмошного ветра, я думаю, не было даже при самом сотворении мира. Ведь как примется дуть, в июле месяце, например, так наяривает недели три сряду, – безостановочно, и все по одному и тому же направлению, – ведь вот что всегда бывает!.. Я вам говорю: мертвого – и того выведет из терпения. Взбаламутит и выворотит наизнанку, кажись, всю природу!.. Гм!.. И хоть бы мысль или цель какая была при этом!.. – нет, а просто дует, – удовольствие, видите ли, в этом находит, чтобы дуть… Полный рот всегда песку домой принесешь, – черт знает что такое!.. Да уж что хорошего, когда гаваньских чиновников-стариков насильно в кабак загоняет!.. А что с кринолинами с несчастными выделывает, так только глаза протирай и записывай… Я не офицер, но и то подчас, бывало, остановишься и любуешься: не нужно никакого живописца…

Да кроме ветра, – а дождичек-то наш любезнейший тоже как примется укомплектовывать с начала сентября!.. Все в природе наводнится, намокнет, хоть выжми. Небо распустится, разнюнится и станет какой-то простоквашей. Сверху мокро, снизу мокро, – ужас что такое!.. Вот уж когда жизнь опостылеет хуже горькой редьки!..

Горничные в эту пору иногда великолепно бранят своих барынь за то, что им надо подолы от платья своей госпожи застирывать, когда она вернется домой.