Биография кота Василия Ивановича, рассказанная им самим

– Конечно, есть!.. – передразнивала голова. – Ангелов между ними столько же, как и выигрышных номеров в лотерее, – два на сто, да и то еще много; ведьмы все да кикиморы, судачки да сплетницы, трещотки да кофейницы, ханжи да полоумницы, щеголихи да модницы. Попробуй, суньсяка, испытай счастья, так, может, и наткнешься на белоручку, которая умеет только связать мужу бисерный кошелек. Уволилась кухарка, так и питайся супруг, покуда не отыщут другой, целую неделю бутербродами с чаем. «Меня маменька ничему не учила», – будет она тогда лепетать и заливаться горючими слезами, обнимая тебя и с трудом глотая ломтик пеклеванного хлеба с ливерной колбасой… И это еще хорошо! А не то просто наотрез скажет, что она не кухарка, нанимай другую!..

– Полно тебе слушать свой органический чердак-то, – продолжало щебетать сердце. – Ужели ты не предвкушаешь радости видеть вокруг себя подобных тебе малюток, будущую свою опору в старости? Подумай-ка только! Петербург вымер бы, если б в него не было постоянного притока посторонних народных масс!.. Он наполнен холостяками – военщиной и чиновниками, студентами и художниками, половыми и артельщиками, фабричными и разносчиками. Один разврат, и только; о мирной семейной жизни не может быть и слова. Ужель ты тоже хочешь сделаться забулдыгой, бульварным франтом, таскающимся по чужим женам?

– Правда, истинная правда! – сказал я, вздохнув и сознавшись внутренне.

– Я брошу тебя, если ты будешь повиноваться голосу сердца!.. – вдруг воскликнула голова. – Или ты забыл, что жена может надоесть?.. Жена-наседка – ужасная радость! Пойдешь со двора, – потянется ее хвост за тобою, точно пансион, выпущенный на улицу для прогулки, или гуси, которых гонят на продажу… Придешь домой, – на тебя нападет целая ватага горланов, точно на псарне: скачут к тебе на грудь и визжат: «Папаша, милый папаша! Мама, папа пришел!..» Удивительная приятность! И что тоже за генерационная такая гордость – видеть свою особу умножающеюся до бесконечности?.. Плодливостью могут похвастаться только низшие животные, мыши и кролики, блохи и другие гадости… Гении, большею частью, бездетны…

– Что мне делать? – спрашивал я самого себя в отчаянии и почти готов уже был идти туда, куда звало сердце…

– Рожу, исцарапанную физию свою не забудь!.. – загорланила голова, заметив мое движение.

Я с ужасом отшатнулся и поспешил к тому рубежу, где величественно стоял холодный вождь-рассудок.

– Несчастный! – взывало ко мне издали сердце. – Куда ты стремишься? В какую бездну? А сассапарель знаком тебе?.. Ты, видно, не пил его месяца два сряду? А лисья шуба летом! Ты, видно, не укрывался ею при тридцати градусах тепла!..

– Фу! Душно… – воскликнул я, смотря направо и налево. Я чувствовал, что лоб у меня был покрыт холодным потом… Мне чудилось, что я уже тянул отвратительный сассапарель и задыхался под лисьею шубой.

А сердце меж тем не переставало напевать. И так нежно, так сладко упрашивало:

– Тебя, – причитало оно, – ожидают мягкие объятия миловидной, полненькой супруги. Пойдем со мной! Счастье осыплет тебя своими сокровищами, как белоснежными лепестками с цветущей яблони…

Увы! Я долее не в силах был противиться внутреннему влечению и направился туда, куда так манила душа…

– Лошадь! – закричал вслед мне, ругаясь, рассудок. – Вспомнишь ты мои доводы, оценишь их, спохватишься, да локтя уже не укусишь…

– Не слушай его, – уговаривало сердце, продолжая увлекать меня. – Это деспот, тиран… Ему бы кариатидами каменными командовать, а не существами, одаренными нежным организмом…

– Лошадь! Сто раз повторяю, что лошадь!.. – надсаждаясь, горлопанил мне вслед рассудок. – Да и мало еще назвать тебя лошадью: ты заводский жеребец, чувственный бегемот! Тебя влекут животные наслаждения! Понимаешь? Счастливый путь!.. Фелис-Катус Базилиус, Иоаннис Филиус! Побереги себя по крайней мере от размягчения мозга: это нынче модная болезнь!..

Я уже более не слушал своего рассудка и рад-рад был, что вырвался из-под стеснительной его опеки. В ту же ночь я женился. У нас ведь эти вещи делаются скоро, не то что у людей: не надо спрашивать согласия родителей невесты на брак или позволения на то начальства; и не употребляется никаких обрядов или контрактных обязательств со стороны бракосочетающихся… Может, прежде что-нибудь насчет этого и существовало, не могу вам доложить, но теперь не водится. В этом случае коты, как вы сами видите, далеко опередили другие разумные существа… Уверяют, что и у вас, читатель, то же самое будет, но со временем, лет еще через тысячу; потому что, говорят, люди боятся сразу поумнеть и приняться за рациональное переустройство своего общественного быта. Многое они понимают, что то или это у них нужно бы устранить, что дело тогда пошло бы проще, и стоило бы дешевле, и меньше бы было греха, – многое, говорю, они очень хорошо понимают, да боятся за это приняться, – им жаль со старым расстаться…

Как произошло бракосочетание

Господа! Я вам всем советую жениться на вдовушках.