Биография между строк

Всё это так романтично! За окном совсем близко парит дирижабль, на фоне вековых берёз проносятся, перестукивали колёсами, электрички, их хриплые гудки зовут в неведомую даль…

Не вполне осознавая, какой сюрприз ожидать дальше, Ирина просто кивала головой.

— Скорее всего, девочке захотелось вырваться из дома. В тот же вечер по пути к Новодачной Маринэ предложила «сочетаться браком» с условием, жить отдельно от стариков. Первоапрельская шутка?

«Я тебе не отвечу, не из милости и не из жалости, я давно ничего не писал, кроме формул и выкладок!»

При следующей встрече Маринэ уверила, что осенью должна ехать на стажировку в Германию, поэтому нужно поспешать с замужеством.

— Родители сватают за какого-то, противно даже слышать! — словно уговаривала она. — Жить пока можно в комнате тёти Кати на Ленинском проспекте.

— И дремавшая чувственность, заглушив голос рассудка, проснулась — с ревнивой ноткой в голосе вклинилась в монолог Ира.

Антон бросил на неё осторожный взгляд:

— Я по-рыцарски решил спасти её от родительского произвола, а в этом плане она была довольно спокойной, мы даже целовались не часто, больше о чём-то рассуждали, спорили. Тогда я жил в мире научных идей. Казалось, вот-вот и только мне откроется нечто глобальное. А тут — общага, вечно немытые тарелки, запах, «стоящих» носков. Захотелось тишины, домашнего уюта.

В начале мая на станции Вербилки по Савёловской дороге нас зарегистрировали в местном сельсовете. Потом застолье в студенческом кафе, а под вечер уже были в комнате тёти Кати на Ленинском. Родители это событие проигнорировали. Через пару месяцев у меня случился стройотряд, а в начале сентября Маринэ отбыла на стажировку, где она и исчезла навсегда так же внезапно, как и появилась…

«Напиши, напиши мне письмо, пожалуйста!»

Долго ли, скоро ли, помню только, меня разыскал сам генерал. Показав бумагу с её письменным согласием, Дамир Павлович спокойным тоном предложил на выбор: развод, и меня оставят в покое с постоянной московской пропиской в этой комнате или армия и «волчий билет».… Что бы изменилось, скажи я нет, мне ничего от вас не надо! Он бы просто не поверил, поскольку привык верить лишь низменным страстишкам. Помню, как в стопоре отдал ему паспорт и свидетельство о браке и написал под диктовку слова о разводе. Так что, как «сочлись» браком, так и «разочлись» им же.

Папа распорядился:

— Поживёшь пару недель по студенческому билету, а к концу ноября сходишь в милицию и заявишь о потере паспорта. Тебе выдадут новый, чистый с постоянной пропиской. И забудь обо всём, — добавил он напоследок. — Ничего не было!

— Тётя Катя здесь появлялась редко, при виде меня только, молча, вздыхала. В то лето, когда мы с тобой поженились, она умерла.

«Ты и сейчас живёшь в обнимку с научными идеями, мой Антон, — с грустью подумала Ира. — А народ московский, знай себе, мельтешит в своей житейщине»…

Они не заметили, как миновали Черемушкинский рынок.

— У тебя фотокарточка хоть осталась? — вдруг поинтересовалась жена.

— Была где-то одна, фотограф из сельсовета делал, вторую Маринэ прихватила с собой.

Впереди замаячила улица Гарибальди.

— Ой, как я устала с непривычки от каблуков, — почти простонала Ирина. Облегчённо выдохнув, Антон подхватил жену на руки и бережно, будто познакомились только вчера, понёс по бульвару. Она в ответ нежно коснулась пальчиком его лба и, словно прорисовывая наново лицо, провела вниз через нос к подбородку. Затем, окинув своё произведение одобрительным взглядом, уткнулась в плечо.

Вечер выдался тёплый, спускаться в метро не хотелось. Антон поднял голову и замер. Образуя причудливый узор в лучах заходящего солнца, над Царским селом в Черёмушках полыхала кучка облаков. В центре, словно на древней камее поочерёдно наливались багрянцем два профиля — мужской и женский.

«Что-то похожее показывала польская цыганка в последний вечер в Варшаве», — вспомнилось ему.

Солнце, между тем, укатилось, обсевши в очаковских дворах, картинка потухла. Антон выдохнул облегчённо.

— Я отыщу номер их домашнего телефона, — почуяв, что отлегло, спокойным тоном сказал он жене. — Но, думаю, пока не звонить. Вместе поищем. Может, что на Ленинском осталось от тёти Кати?

— Давай лучше в субботу-воскресенье покатаемся на машине? Мы в Сергиевом Посаде давно не были, — загорелась жена. — По пути в Радонеж заглянем — в источник окунёмся, святой водой умоемся.

— Уже искупались в августе, — с опаской напомнил Антон. — Кстати, как, что у тебя?

— Как у девицы на выданье. Хоть по новой начинай.

— Ну, дай-то Бог, — опять вздохнул он, пока не в силах понять: добро или зло для их семьи поднялось с житейского дна взбаламученной мимоходом реки Водопьяниновых?

Дома, стараясь не глядеть обоим в глаза, Виталик радостно объявил, что сейчас, только что с ним беседовал Олег Степаныч и убедил не идти в закрытый НИИ, а послезавтра, в понедельник, весь курс отваливает на картошку. Очевидная развязка, Константина осадили…

«Вот и квиты! — тешил себя Антон. — А то „связанный с космосом“, договорился, и без спекуляций именем Н.П., наверняка, не обошлось».