Биография отца Бешеного

Оказывается, ей, по специфике профессии, полагался телефон. Набрав номер, она сказала:

— Зин, зайди за Валькой — и ко мне, мухой! Да по пути захватите пару бутылок портвешка… — Видно, на другом конце провода что-то спросили, и Катерина саркастически ухмыльнулась: — Как что делать? Трахаться, вот что! — усмехнулась она и шлепнула трубкой по аппарату.

— А подруги-то хоть ничего? — поинтересовался Феликс.

— Не боись, понравятся… — улыбнулась наша хозяйка и повернулась ко мне. — Пойдем за стол?

Подруги действительно оказались вполне ничего, и мы отрывались часов до двух, после чего разошлись по углам. Мы с хозяйкой дома — в небольшую спаленку, Жора со своей подругой улеглись в горнице, на диване у окна, а Феликс со своей выбрали закуточек за русской печкой, стоящей едва ли не посередине. Поупражнявшись в сексуальные «догонялки», мы наконец заснули.

Меня разбудил какой-то странный звук, доносившийся из горницы. Прислушавшись, я разобрал жалобные причитания:

— Ребята, помогите! Ребята!

Похоже, голос принадлежал Феликсу. Вскочив с кровати, я устремился ему на помощь, подумав, что он с кем-то не на шутку сцепился. Но в горнице было темно, и пока я искал выключатель, Феликс продолжал взывать о помощи. Когда же лампочка ярко осветила избу, все буквально взорвались от хохота.

Феликс стоял возле русской печи, вытянув вперед руки, словно слепой, и жалобно скулил. Проснувшись среди ночи от желания сходить «по малой нужде», он начисто забыл, где находится, а в темноте окончательно потерял ориентиры и стал кружить вокруг печи, пытаясь отыскать выход. Ему почудилось, что он заперт в лабиринте и ему вот-вот придет конец.

— А пописать-то тебе хоть удалось? — спросил я.

— Ой, совсем забыл! — воскликнул он и пулей полетел к выходу: все «удобства» были на улице.

Мы снова зашлись от хохота…

В общем, наши мужественные агитброски в российскую глубинку для выполнения призыва партии: «Искусство в массы» — проходили с полной отдачей всех наших сил и способностей…

Однажды я услышал, что при университетском Доме культуры объявлен конкурс в эстрадную студию. Из чистого любопытства я зашел посмотреть и узнал, что художественный руководитель СТЭПа — Студенческого театра эстрадных представлений — Николай Николаевич Рыкунин. Поскольку я сам специализировался в конферансе, то следил за «старшими товарищами», среди которых выделял и любил как раз Рыкунина. В назначенное время я пришел к нему на просмотр, и он, выслушав мое чтение, сразу меня зачислил.

Я стал, ко всему прочему, заниматься в студии заслуженного артиста республики Николая Рыкунина.

С первой же встречи он произвел на меня такое впечатление, что, как говорится, я ему все время смотрел в рот. Меня все в нем поражало: и тональность плавной речи, которая слышна и в последнем ряду, и изящные жесты, присущие только интеллигентам старой формации, и барская походка. Я решил заниматься в классе «пантомимы и конферанса».

Как много дал мне Николай Николаевич! Потом только мы узнали, что его несколько раз представляли на звание «Народный артист СССР», но недруги выискивали всякие причины, чтобы его прокатить, и в последний раз придрались к тому, что у него нет педагогических заслуг. И Николай Николаевич, как всегда, смело принял вызов, создав собственную студию.

Чему мы там только не учились: технике речи, актерскому мастерству, читать стихи и прозу, даже танцевать и петь. Андрей Внуков, довольно известный в то время поэт, написал для нашей дипломной работы музыкально-драматическую пьесу в двух актах. Мы сами придумали декорации, пошили костюмы, а репетиции были таким святым делом, что, даже заболев, приходили на них с высокой температурой, но в марлевых повязках, чтобы не заразить партнеров…

Тогдашний министр культуры СССР Екатерина Фурцева очень симпатизировала нашему художественному руководителю и пришла на наш выпускной спектакль, который показывался на главной сцене МГУ на Ленинских горах — в зале Дома культуры. Несмотря на то что вход был платным, в огромном зале свободных мест не было. Надеюсь, зрители не пожалели ни о потраченных деньгах, ни о проведенном времени. Во всяком случае, аплодисменты переросли в настоящие овации, а Николая Николаевича вызывали на сцену раз пять.

Когда занавес наконец закрылся окончательно, мы окружили Рыкунина и стали поздравлять с успешной премьерой, а он поздравлял нас. Неожиданно, словно по команде, все замокли: к нам за кулисы зашла сама Фурцева! Тепло поздравив нашего художественного руководителя, Екатерина Алексеевна попросила его познакомить с нами, и Николай Николаевич поименно представил каждого, и каждому Фурцева пожимала руку, коротко бросая:

— Поздравляю вас! — а когда дошла очередь до меня, сказала: — А вы, молодой человек, весьма талантливы! Поздравляю вас!..

Вскоре Николай Рыкунин получил звание народного, и мы все за него порадовались.