Биография отца Бешеного

«Мы» — потому что рядом со мной сидели двое в халатах. Кто были эти люди, я так и не узнал, да мне это, если честно, и не было нужно. Не знаю, сколько прошло времени, но наконец к нам вышел пожилой доктор, оказавшийся профессором, говорившим по-английски. Он-то и успокоил меня, заверив, что операция прошла успешно, и от души поблагодарил меня за «добрый поступок», почему-то называя меня своим «коллегой». Спросив, в каком отеле я остановился, профессор распорядился отвезти меня…

Я чувствовал себя таким усталым и разбитым, что не пошел даже на ужин: добравшись до кровати, я замертво свалился, не снимая даже обувь, и заснул как убитый. И абсолютно безо всяких снов.

Проснулся я от сильного стука в дверь. Несколько раздраженный и удивленный — кто может стучать в такую рань: часы показывали девять — я накинул на себя белоснежный гостиничный халат и открыл дверь. Тут уж мое удивление подскочило до самой высокой отметки.

За дверью стоял дородный мужчина в странной униформе, на его груди висела массивная цепь, на голове красовался темно-сиреневый берет. Из-за его спины выглядывало встревоженное лицо дежурного администратора, толпились и еще какие-то люди.

— Что случилось? — спросил я по-английски.

Мужчина с цепью что-то сказал по-итальянски.

— Я не говорю по-итальянски! — беспомощно ответил я.

Мужчина повернулся: вперед протиснулась молодая девушка, оказавшаяся переводчицей. Она свободно говорила по-русски: ее родители эмигрировали из бывшего Советского Союза. Она и объяснила мне, что мужчина с цепью — всего лишь мэр Неаполя, который приехал ко мне по просьбе спасенного мною человека, а он, в свою очередь, последний представитель очень древнего и знатного дворянского рода. Операция прошла успешно, но оперировавший профессор сказал, что если бы не мое вмешательство, то больной бы умер. Сейчас он чувствует себя хорошо и очень просил привезти к нему в больницу человека, спасшего ему жизнь…

Меня везли в больницу, как бы сказал мой сын — не слабо: впереди со спецсигналами ехал мотоциклист в особой униформе, за ним в шестидверном «Мерседесе» ехал я с мэром Неаполя, по бокам и сзади нас ехал эскорт из шести мотоциклистов — по одному на каждую дверь…

Вскоре я уже стоял перед ожившим аристократом, и он, цепко ухватившись за мою руку, слабо тряс ее и что-то говорил, говорил и говорил по-итальянски. Девушка, с трудом поспевая, старательно переводила его монолог.

Говорил он, что женат на любимой женщине двадцать лет, имеет трех очаровательных дочурок, а вот сына, наследника и продолжателя рода, нет. И если бы не я, то не только осиротели бы дочки, но и род их угас.

Затем он снял с себя нечто похожее на монетку на серебряной цепочке, и надел мне на шею.

— Это серебряная иконка, ей двести пятьдесят лет, — пояснил он и продолжил: — С одной стороны изображен Отец Небесный, а с другой — Божья Матерь. Это фамильная реликвия, передаваемая по наследству от отца к сыну. Но теперь я хочу, чтобы эта иконка принадлежала тебе…

— Но я же не ваш сын, — попытался возразить я.

— Да, ты не сын мне, но ты спас меня от смерти, то есть дал мне вторую жизнь, не так ли? А кто дает жизнь человеку? Отец и мать! И ты как отец мне теперь, не так ли?! Это ли не родство? — рассудительно пояснил он.

— Хорошо, принимаю ваш дар, обещаю сохранить его и передать своему сыну! — торжественно произнес я.

— Скажи, Виктор, может быть, ты что-нибудь хочешь в Италии?

И вдруг я, словно подталкиваемый кем-то изнутри, выпалил свое желание: то ли мне хотелось, чтобы оно было невыполнимым, то ли действительно в тот момент оно ко мне пришло:

— Мне очень хотелось бы Папу Римского повидать!

— И только-то? — В голосе больного послышалось разочарование, а мне показалось, что и усмешка.

— Что, трудновато?

— Да нет… — Он пожал плечами, — Завтра с утра, если не возражаешь, тебя отвезут в Ватикан, и там ты повидаешь Папу…

Он проговорил это с такой простотой, словно речь шла о его ближайшем соседе.

Однако спасенный мной аристократ не обманул: на следующий день меня отвезли в Ватикан и провели в собор святого Петра, где Папа читал проповедь перед огромной толпой прихожан.

Мы вошли в боковую дверь, и до кафедры, с которой читал папа, было метров сорок: во всяком случае, так мне тогда показалось.

Обратив на нас внимание, Папа запнулся на полуслове и торжественно произнес по-русски:

— Подойди ко мне, сын мой!

Почему-то я поверил, что Папа обращается именно ко мне. Я медленно двинулся вперед, словно зачарованный. На мне была белая безрукавка, на которой красовалась подаренная иконка.

Остановившись метрах в двух от Папы, я склонил перед ним голову.

— Сын мой, никогда не освящал личные иконы, а твою освящаю! Подойди ближе! — показал он рукой, и я выполнил его приказ.

Папа прикоснулся левой рукой к иконе, правой перекрестил ее, чуть слышно шепча как бы про себя молитву. Потом перекрестил на этот раз меня и сказал:

— Ступай с миром, сын мой! Храни тебя Господь!..