Переодеваюсь в тот камуфляж, что подарил Павел Сергеевич, кладу зачем-то в карман нож-выкидыш и спешу к Белому дому. Было уже около девяти часов вечера. Транспорт не работает, но мне везет: Неопалимовский переулок находится в пятнадцати минутах ходьбы от Белого дома. Там уже собралось несколько тысяч народу. Настроение у всех тревожное, но, несмотря на растерянность, чувствуется какое-то необъяснимое единение. Все заняты сооружением баррикад, сваливая в кучу все, что попалось под руку: железные бочки, куски бетона, части арматуры, листы железа…
Пытаюсь прояснить ситуацию, получить какую-то определенную информацию, но со всех сторон слышатся разные, порой исключающие друг друга слухи. Увидал Стаса Намина, которого окружили фанаты. Поприветствовали друг друга. Мелькали в толпе известные всей стране люди: Шеварднадзе, Попов, Гайдар, Говорухин. Несмотря на то что каждый из них находился в окружении своих помощников, люди прорывались к ним, засыпали вопросами. Добрался и я с вопросами к Шеварднадзе во вторую мою ночь моего дежурства у Белого дома. Незадолго до этих событий нас познакомил Иван Степанович Силаев.
Шеварднадзе узнал меня, сразу остановился, дружелюбно поздоровался. Меня в те часы волновали два вопроса: насколько основательны сведения о подходе бронетехники для атаки на Белый дом и что слышно о Грачеве. Отвечать Шеварднадзе начал со второго вопроса, сообщив, что Грачев жив, но находится под домашним арестом:
— А на первый вопрос… — начал он, сделал небольшую паузу, и его лицо мгновенно стало серьезным и чуть суровым. — Нужно быть готовыми ко всему…
— Думаете, и «Альфа» может пойти на штурм? — Этот вопрос волновал всех «защитников».
— Нужно быть готовыми ко всему… — повторил он. — Только не поддавайтесь провокациям. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и тихо прошептал: — Будь осторожен, Виктор, береги себя…
После разговора с Шеварднадзе я позвонил жене Грачева и пересказал ей разговор. По-моему, Любаша стала чуть спокойнее…
Еще в первую ночь меня поразило, что и военные, охранявшие Белый дом, и другие, находившиеся среди граждан-ских защитников на баррикадах, были растеряны настолько, что пребывали в некоторой прострации, хотя и пытались подбодрить друг друга: кто взглядом, кто жестом, а кто и выкриком какого-нибудь популярного лозунга. Постепенно пришел к выводу, что лично меня происходящее на баррикадах не устраивает: я жаждал каких-то действий, и желательно полезного свойства. Неожиданно словно сам Господь решил дать мне подсказку: передо мной мелькнуло знакомое лицо одного бывшего афганца. Я окликнул его, и мы дружески обнялись.
— Камуфляж из-за Речки? — спросил он.
— Нет, подарок Паши Грачева…
— Правда? — Он так обрадовался, словно услышал сообщение о его награждении. — Я ж под его началом года три в Афгане служил. Отличный комдив был!
— Послушай, Аркадий, ребята с тобой? — спросил я.
— Я — один, но человек двадцать наших видел, а что? — Его глаза странно заблестели.
— Мысль одна есть! — подмигнул я. — Можешь собрать их в кучку?
— Где?
— А вот здесь! — кивнул я в сторону одного из трех танков, ставших на защиту Белого дома.
— Через полчаса все будем здесь! — заверил он.
— Действуй, Аркадий! — бросил я.
— Есть, командир! — вытянулся тот и исчез в толпе.
С его легкой руки ко мне прилепилось прозвище Командир. Это прозвище вызвало к жизни занятную историю. Увидев, как вокруг меня деловито суетятся люди, а я в камуфляже (забыл сказать, что звезды с погон я, естественно, снял), ко мне подошел пожилой мужчина и говорит:
— Извините, могу я спросить, в каком вы звании? Подполковник или полковник? И фамилию вашу, если можно… Борода ваша меня смущает…
— Отец, у меня одно звание: российский кинорежиссер, который пришел сюда защищать демократию! А зовут меня — Виктор Доценко! — с некоторым пафосом ответил я (какой же я все-таки был тогда наивный).
— Извините меня, старика, я полковник в отставке: может, сгожусь на что?
Вполне возможно, я и не вспомнил бы о нем, если бы двадцать четвертого августа, то есть после провала путча, мне не позвонила журналистка «Вестей». Оказывается, этот полковник дозвонился до их программы и рассказал, как «кинорежиссер Виктор Доценко, наверняка в прошлом кадровый военный, профессионально и четко руководил отрядами защитников Белого дома, а своей верой и оптимизмом вселял надежду во всех людей, находящихся на баррикадах». Руководство «Вестей» поручило сделать со мной интервью у баррикад, которые еще не были разобраны. Около часа мучила меня журналистка, но два вопроса важны для меня до сих пор. Как я отношусь к Горбачеву и что я думаю: известно ли было ему о готовящемся путче? Я сказал честно, что Горбачев наверняка был одним из разработчиков этого путча и никто его не изолировал в Форосе. Он просто там спрятался, выжидая, чем все кончится и не рисковал ничем: при любом раскладе Горбачев не проигрывал. Он рассчитал все, не учтя лишь одного фактора, которым был Борис Ельцин.
Не знаю, из-за моих суждений о Горбачеве, а может, еще почему, но мое интервью так и не вышло в эфир, а жаль…