Биография отца Бешеного

— Вот как? — удивился Арустамов, тут же подошел ко мне, взглянул на мои третьи проекции и сказал: — У меня слов нет! Отлично! — Он поставил отметку в зачетку, расписался и признался: — Вы меня действительно удивили: эти две задачки я всегда подкидываю студентам для окончательной оценки знаний. Они — своего рода тест, который я даю и в компаниях своих друзей. С этими задачками мало кто справляется, даже инженеры! У вас, молодой человек, очень хорошо развито пространственное мышление. Вероятно, вы не только упорно стремитесь к намеченной цели, но и любите фантазировать, я прав?

— На все сто! — довольно улыбнулся я и почему-то рискнул подмигнуть…

Этот человек мне запомнился не тем, что полил на меня елей, похвалив и поставив отличную отметку, а тем, что в считанные минуты распознал глубинную сущность моего характера и моих пристрастий…

Иногда мне везло на людей, которые довольно быстро понимали суть моего характера. Я обязательно расскажу о них — постараюсь никого не забыть…

Но сейчас мне хочется рассказать о одном человеке, нарушая хронологию повествования. Встреча с ним была единственной, но запомнилась навсегда.

Я только что вступил в брак с Татьяной Шкловской, моей третьей женой (подробнее о ней и о наших взаимоотношениях я расскажу в свое время), и мы с ней отправились на медовый месяц в Пицунду, в Дом творчества Литфонда СССР. Там много было интересного, но сейчас речь пойдет только об одном человеке.

Это был очень импозантный мужчина средних лет. Мы познакомились с ним в бильярдной.

— Вадим, — представился он.

— Виталий, — ответил я…

Совсем забыл сказать, что несколько лет я при знакомстве представлялся как Виталий. Почему? Об этом вы узнаете сразу же после этого эпизода с Вадимом…

С Вадимом мы сразу понравились друг другу. Сыграли несколько партий в русский бильярд, потом в шахматы…

Я очень импульсивный игрок и ненавижу проигрывать. Но мой мозг как-то по-особому устроен: в любой игре я экспериментирую, выдумывая такие странные и необычные ходы, что однажды выиграл партию в шахматы даже у одного гроссмейстера, правда, только одну партию.

Потом он признался: мой первый ход его настолько огорошил, что ему подумалось, что я вообще не умею играть в шахматы, и он не отказался играть со мной исключительно из уважения, а когда увидел реальную угрозу своего поражения, было уже поздно.

Когда ко мне пришла некоторая известность, меня проверили на одной очень серьезной компьютерной программе и сделали интересное заключение: мой мозг устроен так, что первый мой ход в девяносто семи процентах оказывается правильным, если я делаю его спонтанно, без особых размышлений. Если же я начинаю просчитывать многочисленные комбинации, процент «лучшего хода» падает до пятидесяти двух.

Иными словами, я — спринтер и не люблю забегов на длинные дистанции. Будь то на гаревой дорожке, в игре в шахматы, карты, нарды, даже в самой жизни. Скорее всего поэтому я за три-четыре месяца пишу новый роман — меня несет волна фантазии…

А растянуть волну во времени, сами понимаете, невозможно…

С новым знакомым, оказавшимся поэтом, мы провели часа три-четыре. Потешившись различными играми, мы гуляли по берегу, по окрестностям и разговаривали, разговаривали, разговаривали…

С ним было интересно не только потому, что Вадим умел слушать, но и потому, что он высказывал очень точные и ненавязчивые жизненные наблюдения. Когда Вадим слушал, создавалось полное впечатление, словно он о чем-то усиленно думает. Он не игнорировал собеседника, напротив — всегда был очень внимателен и корректен, но он, как бы параллельно разговору, размышлял, как будто решая какую-то важную задачу.

Когда уже начало темнеть, Вадим сказал, что ему пора собираться: через пару часов он улетал в Москву. Я напросился проводить его до аэропорта и получил согласие.

В машине мы говорили мало и весьма односложно: нам было грустно. Я чувствовал, что ему тоже не очень хочется расставаться. Мы простились очень тепло, как старые друзья, и на прощанье Вадим вручил мне запечатанный конверт, попросив не открывать до возвращения в пансионат. Разве я мог утерпеть? Не проехав и километра, я нетерпеливо надорвал конверт и вынул сложенный вдвое лист бумаги. Это были стихи, посвященные мне.

Они оказались такими неожиданными, потому что я почувствовал себя, мягко говоря, обнаженным.

Пообщавшись со мною всего несколько часов, этот человек раскрыл мой характер так спокойно и умело, как вы открываете консервную банку.

Мне очень хочется, чтобы вы, уважаемый читатель, тоже познакомились с этими чудесными стихами: они помогут лучше узнать меня, мой характер, мою, если угодно, душу. Но вполне возможно, кому-то они напомнят о себе или о близком человеке.

Вот эти стихи:

ЛУПА Уколет лишь иголка, но меня, мне кажется, ударил нож разбойный!

И спичка вырастает в столб огня!

Мне от песчинки, как от пули, — больно!

Ты над чувствительностью не глумись моей:

не виноват!

Хоть выгляжу я глупо!

Быть может, пригодится для людей — моя душа как бы живая лупа!

При помощи ее ты улови — начальных слов немое становленье!