С Гендиным будет связана и еще одна история из области литературы: он вместе с начальником Секретного политического отдела ОГПУ СССР Яковом Аграновым одним из первых явился на место смерти Маяковского и изъял подарочный чекистский маузер, калибра 7,65[65]
.Существование булгаковской Москвы волей-неволей подразумевает существование булгаковского Иерусалима. Но возможно ли это в полном смысле слова?
Литературные особенности романа и его связь с археологией 1920–1930 годов очевидна. Поэтому булгаковский Иерусалим обладает особенностями, которых нет у Иерусалима исторического.
«На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
— Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
— Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи».
Место действия «Мастера и Маргариты» наполнено невольными «ошибками». Взять хотя бы преторию. Так называлась резиденция римских наместников Иудеи в Иерусалиме. Сюда глава римской администрации приезжал лишь во время религиозных праздников, которые могли превратиться в манифестации и беспорядки.
В рукописях Булгакова мы находим немало примеров интереса автора к топографии древнего Иерусалима. Среди его черновиков имеется и рисунок-план «Воображаемый Ершалаим» где были нарисованы башня Антония, Колоннада, Храм, Дворец Хасмонеев.
Начало 25 главы оповещает: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней…»
Евангельская топография Булгакова соответствует археологическому открытию 1932 года. Тогда во время раскопок на территории монастыря Сестер Сиона ученый Луи Венсан, из Французской библейско-археологической школы, посчитал, что нашел место лифостротон. Так назывался внутренний каменный двор с помостом между двумя воротами. Он соответствует одной из важных остановок Виа Долороза — то есть Крестному пути Христа, где он, по преданию, был осужден Пилатом.
Нынешний Иерусалим вмещает в себя чаяния иудеев, мусульман, христиан. Он наполнен святынями. Если вы решите пройти улицей Виа Долороза, то увидите множество остановок, на которых усердные христиане вспоминают описанные в Евангелиях страдания на крестном пути Спасителя перед распятием на Голгофе. Однако именно место осуждения принципиально, так как оно не только указывает на ключевое событие из жизни Христа.
В такой религиозной обстановке вы невольно попадаете под очарование новозаветных афоризмов, и вам кажется, что вы чувствуете это присутствие здесь и сейчас, как это было в дни искупления греха человечества.
Однако в течение столетий различные завоеватели, разрушая и возводя его вновь, поменяли улицы и стены Иерусалима. Улица Страстей Христовых была буквально прорублена крестоносцами. Европейские «ревнители веры» поменяли топографию города и навязали миру свое представление об этом пути. Современная Виа Долороза была окончательно установлена лишь в XIV веке монахами-францисканцами.
Но вот что интересно, прошло уже более тридцати лет после смерти Михаила Булгакова, когда в 1970-е годы в Иерусалиме, у Сионских ворот, где шли раскопки при участии археолога Шимона Гибсона, были найдены монументальные ворота с остатками большого двора. Именно эта точка сегодня идентифицирована как лифостротон — то есть то место, где стоял трон или стул, на котором восседал Пилат во время суда Иисуса, который, скорее всего, был публичным.
Этот пункт весьма удален от Виа Долороза. Вот почему историческое место, которое связано с осуждением Пилатом Христа и которому уделена важная глава в «Мастере и Маргарите», сегодня практически пустынно.