«…Рождение и развитие замысла „Мастера и Маргариты“, само наше восприятие таких важных элементов его сюжетики, как отрезанная, похищенная и затем превращенная в чашу голова Берлиоза, убийства, цепь злодеяний, предстающая на балу висельников у Воланда, — все это выглядит иначе на фоне нашего знания о зловещих реалиях эпохи»[95]
, — пишет Мариэтта Чудакова в «Жизнеописании Михаила Булгакова».Подлинный ключ к тайне Воланда был в руках у человека, который оказался и тамплиером, и чрезвычайно близким к Булгакову.
В 1998 году Андрей Леонидович Никитин, с которым мы общались и взаимно консультировались в конце 1990-х — начале 2000-х, выпустил книгу «Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России». Отдельная глава в этом издании так и называется: «Орден тамплиеров в Советской России». Там автор пишет: «Речь идет о мистических обществах, мистических движениях и орденах, существование которых хранилось в глубокой тайне как оставшимися в живых посвященными, так и официальными органами власти, скорее всего просто забывшими об их существовании.
Догадаться о наличии такого скрытого пласта можно было и раньше с началом публикаций фантастических произведений А. В. Чаянова, С. А. Клычкова, а главное, знаменитого романа М. А. Булгакова о Воланде, в котором на улицах Москвы 20-х годов вдруг объявляются потусторонние рыцари и полном антураже средневековой мистики и оккультизма. Последующее более внимательное чтение литературы того десятилетия показало не случайность интереса их современников ко всему оккультному и инфернальному. Эта струя хорошо прослеживается у раннего Булгакова…»[96]
Но разве могла традиция, идущая из Средних веков, каким-то тайным образом проникнуть в Россию и стать здесь одним из движений мистического андеграунда? Разъясняя особенности бытования советских мистических организаций, Никитин пишет: «Российские мистические „ордена“ носили самодеятельный характер, не обладая организационными связями с подобными зарубежными центрами. Если в XVIII веке русские масонские ложи открывались с разрешения лож европейских, следивших за точным соблюдением уставов и орденским делопроизводством (акты, дипломы, переписка и т. п.), то в первые два десятилетия XX века и особенно в советское время мистические образования России имели вполне автономный характер, не вступая в организационные контакты с подобными же образованиями Старого и Нового Света»[97]
.Я помню наши обстоятельные разговоры еще накануне публикации этой книги и в кулуарах музея Андрея Белого после презентации Никитина. Уже тогда мы вольно или невольно возвращались к теме Булгакова и странных персонажей его романа.
Так кто же был этот странный проводник Булгакова в высшие сферы, который в силу обстоятельств или каких-то еще неочевидных, а может быть, и преднамеренно скрытых пунктов судьбы оказался важной фигурой для романа?
Любовь Евгеньевна Белозерская, вторая жена писателя, вспоминала: «1927 год. Как-то наша большая приятельница Елена Павловна Лансберг повела нас к своим друзьям Ольге Федоровне и Валентину Сергеевичу Смышляевым (он был артистом 2-го МХАТа)»[98]
.Пианистка Елена Лансберг, участвовавшая в объединении музыкантов и актеров «Сороконожка», была близко знакома с Валентином Сергеевичем Смышляевым, принимавшим участие в этих похожих, видимо, на кабаре представлениях. Но этот актер и режиссер был в равной мере близким Сергею Эйзенштейну и Станиславскому.
Для Булгакова знакомство со Смышляевым перерастает в дружеские отношения. 26 мая 1927 года В. Э. Мейерхольд, просит писателя предоставить его театру новую пьесу (вероятно, речь шла о «Беге»): «Смышляев говорил мне, что вы имеете уже новую пьесу и что вы не стали бы возражать, если бы эта пьеса пошла в театре, мною руководимом»[99]
.Ученик Станиславского и Вахтангова, друг Михаила Чехова и одно время Эйзенштейна, Валентин Смышляев был яркой звездой в театральной жизни Москвы. Сотрудник Наркомата просвещения и член Пролеткульта, актер МХТ-1 и МХТ-2, он ставил даже оперы, имел какое-то влияние, потому что, когда в 1919 году Станиславский и И. М. Москвин были арестованы ВЧК, Смышляев успешно хлопотал об их освобождении как пролеткультовец.
А в 1933 году этот талантливый человек организовывает собственный Московский драматический театр. Правда просуществовал тот три года и был закрыт.
В театральной среде Москвы принадлежность к тайному обществу тамплиеров была не редкостью. Вот Смышляев вступает в орден, а принимает его в конспирологическую структуру сам основатель ложи[100]
, один из столпов русского анархизма А. А. Карелин. Сергей Эйзенштейн рисует специфическую среду паранормальных и оккультных исследований, царивших в ложе, к которой известный режиссер тоже принадлежал: