Биография Воланда

«Осенью того же 1920 года „рыцари“ по долгу службы — за исключением долговязого и артиста-целителя, куда-то пропавшего, — в Москве. Среди новых адептов — Михаил Чехов и Смышляев. В холодной гостиной, где я сплю на сундуке, — беседы. Сейчас они приобретают скорее теософский уклон. Все чаще упоминается Рудольф Штайнер. Валя Смышляев пытается внушением ускорить рост морковной рассады. Павел Андреевич увлечен гипнозом. Все бредят йогами… Помню беседы о „незримом лотосе“, невидимо расцветающем в груди посвященного. Помню благоговейную тишину и стеклянные, неподвижно устремленные к учителю очи верующих… Я то готов лопнуть от скуки, то разорваться от смеха. Наконец, меня объявляют „странствующим рыцарем“ — выдают мне вольную, — и я стараюсь раскинуть маршруты моих странствий подальше от розенкрейцеров, Штейнера, Блаватской…»[101]

В разнообразных материалах ОГПУ, связанных с деятельностью московских тамплиеров и опубликованных Никитиным в различных книгах, в конце 1990-х годов роль Смышляева определяется как значительная. Более того, он лидер мистического подполья. Вот что сообщалось об этом странном, но весьма эрудированном человеке и мистике в документах ОГПУ:

«Посвящение в рыцари Ордена производилось после прослушивания посвященным нескольких предварительных орденских легенд. Посвящение производили СОЛОНОВИЧ, СМЫШЛЯЕВ…»[102]

Особенности тамплиерского движения и его легенды проявляются иной раз в романе в связи с Воландом или его синонимами, например, такими как Сатанаил. В частности, одна из тамплиерских легенд, которые опубликовал Никитин, называется «Бунт Сатанаила». Она содержит переработанный миф о низвержении с небес, а сам герой именуется в ней как «прекраснейший из серафимов»[103].

Из важных для нашего исследования выделим следующие утверждение Никитина: «Столько же немного известно и о другом направлении в развитии деятельности Ордена — в сторону литературы, откуда приходят имена… к которым теперь по ряду признаков можно присоединить и М. А. Булгакова»[104].

В нашем пути за фалдой Воланда напомним одну важную деталь, которая неожиданно попадется на глаза 7 мая 1926 года. Тогда при обыске ОГПУ на квартире Булгакова, наряду с дневниками, литературными произведениями его и других авторов чекисты изымают и «рукопись под названием „Чтение мыслей“».

Это была пора интенсивных поисков, связанных с телепатией и теми возможностями, которые она могла бы дать, если бы эта техника была бы открыта и освоена. А еще лучше — если бы она превратилась в особый аппарат, который бы улавливал мысли, расшифровывал их или посылал. Конечно, такое открытие или изобретение волей-неволей стало бы предметом вожделения спецслужб. О подобном изобретении мечтал глава Спецотдела ОГПУ, один из создателей партии большевиков, соратник Ленина Глеб Бокий.

Вот что сообщает об этом в своих мемуарах, хранящихся в архиве в Пскове, ветеран партии большевиков, сотрудница советских партийных газет Маргарита Ямщикова: