Даже для тех немногих, которые избавлены от нищеты и работы, огорчения играют такую ничтожную роль, что, напр., во Франции, где так много кричат о горячей любви к республике или монархии, политические перевороты не оказывают ни малейшего влияния на заболевание душевными болезнями; казалось бы, что республиканцы должны были страдать 2-го декабря, а бонапартисты — 4 сентября; однако эти страдания не свели с ума ни одного республиканца и ни одного бонапартиста; правда, на психопатов революции производят известное воздействие и они громко кричат о своих „страданиях“. Весьма интересны в этом описании воспоминания Токвиля о революции 1848 г.69
; психиатр Trelat назвал среди коноводов толпы, ворвавшейся в Национальное Собрание, нескольких своих пациентов; только таких лиц эта события приводят в заведения для душевно-больных; здоровые же и республиканцы и монархисты ели с прекрасным аппетитом и крепко спали, и при торжестве и при поражении своей партии; для обывателей и при республике и при монархии взнос податей был, есть и будет одним из главнейших отправлений жизни.Если, по существу, высшая духовная жизнь и может давать больше наслаждений, чем страданий, то все-таки теперь громадное большинство живет так, что главное содержание их жизни — борьба за кусок хлеба, а потому высшие чувствования не могут играть большой роли в их жизни; поэтому самый вопрос о том, что преобладает — страдание или наслаждение — в нашей высшей духовной деятельности, имеет лишь теоретический интерес. Если-бы мы могли доказать, что высшие наслаждения в жизни большинства во много раз сильнее страданий, это нисколько не опровергло-бы нашего основного положения о преобладании страдания над наслаждениями в существовании людей. Громаднейшее большинство работает в поте лица, голодает, нуждается во всем необходимом: конечно, все высшие наслаждения лишь изредка скрашивают его мрачное существование.
Только в очень, очень отдаленном будущем, может быть, люди достигнут того, что в существовании большинства высшие интересы будут иметь преобладающее значение; пока же мы даже не можем представить себе так высоко развитых людей.
Поэтому я, в отличие от всех пессимистов, готов допустить, что высшая духовная жизнь может дать больше наслаждений, чем страданий, по крайней мере по сравнению с жизнью организма и с половой жизнью. Я отлично знаю, что и народная мудрость утверждает, что человек никогда не может быть счастлив, что желания людей ненасытны, как ненасытна органическая материя, что наша высшая духовная жизнь подчинена основному закону жизни — ненасытимости, но все-таки я готов допустить, что в высшей духовной жизни мы можем иметь наслаждения почти равные по своей силе страданиям. Если-бы мы могли подавить в себе органические и половые чувствования — мы могли-бы, если и не наслаждаться своим существованием, то по крайней мере существовать сносно. Основная ошибка всех пессимистов и состоит именно в том, что они не обращали внимания на самое главное — чувствования, вытекающие из „инстинктов самосохранения и поддержания рода“; если-бы этих чувствований у нас не было — только тогда возможно было бы существование с суммой страданий, почти равных сумме наслаждений. По крайней мере и теперь бесспорно есть люди, высшая духовная жизнь которых дает им много наслаждений и много страданий; они сами себя считают счастливыми. Например, ученый в своей деятельности, конечно, переживает много наслаждений и сравнительно меньше страданий; по крайней мере ему может это так казаться, потому что все или почти все, кроме его ученой деятельности, переполнено страданиями. Я, по крайней мере,;
знал ученых, которые самым приятным в своей жизни считали именно свою деятельность; их тело, семья, общественная жизнь причиняли им так много страданий и так мало наслаждений, что они были убеждены в том, что интеллектуальные наслаждения в их существовании были много интенсивнее интеллектуальных страданий. Если мы сравним эстетические наслаждения и эстетические страдания, то, конечно, громадный перевес будет на стороне первых. Тоже следует сказать и о чувствованиях, вызываемых общественной деятельностью; она вызывает в большинстве случаев так много наслаждений и так мало страданий, что не мало лиц совершенно бескорыстно отдают свои силы этой деятельности. Еще больше наслаждений дает жизнь, посвященная нравственным подвигам; правда, эти наслаждения доступны немногим; я не видал людей более счастливых, чем католические монахини, посвятившие себя уходу за больными. Hobbes (Human nature, ch. IX) вполне верно сказал: „Человек не имеет большего доказательства своего могущества, как тогда, когда он в состоянии не только удовлетворять свои желания, но и помогать другим в исполнении их желаний“.