Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Аффективный аспект самооправдания проявляется особенно явно, когда мы находимся в состоянии стресса{796}. Если участника эксперимента поставить в такую ситуацию, он будет принимать более эгоистичные решения, включать рационализацию при рассмотрении эмоциональных нравственных дилемм; с меньшей вероятностью он станет полагаться на здравый смысл – но только в том случае, если оценки требует собственная моральная проблема. Более того, чем сильнее глюкокортикоидный ответ на стресс, тем явственнее этот эффект.

Самопотакание отражает и ключевой когнитивный факт: себя мы судим по внутренним намерениям, а других – по действиям{797}. Поэтому рассуждения о собственных прегрешениях включают в себя всю полноту информации о смягчающих обстоятельствах. Тут мы будто бы опять говорим про Своих и Чужих: Чужие совершают проступок просто потому, что они плохие, а Свои – потому, что обстоятельства так сложились; что же касается Меня, то Я – это самое средоточие Своих с самыми глубокими знаниями о внутреннем состоянии. Таким образом, на интеллектуальном уровне у человека не возникает никаких нестыковок или ощущения себя лицемером, и он с готовностью распознает за проступками внутренние душевные порывы. Просто это гораздо легче сделать, если проступок совершен им самим.

Последствия данного явления огромны. Вдобавок к этому стремление оценивать себя мягче, чем других, не поддается логической рационализации сдерживания. Как писал Ариели в своей книге: «Обман не сдерживается страхом; ограничением служит только то, насколько мы способны оправдать свой обман в собственных глазах».

Культурный контекст

Итак, люди выдают разные моральные суждения об одном и том же эпизоде в зависимости от того, судят ли они себя или других, какая из их социальных ролей выходит на передний план, какие речевые формулировки используются, насколько психологически далеко намерение отстоит от результата; здесь также имеют значение уровень гормонов стресса, чувство голода и даже зловоние в помещении. Вспомнив главу 9, мы не удивимся, что принимаемые моральные решения существенно меняются от культуры к культуре. Что для одних – священная корова, то для других – обед, и вокруг подобных разногласий могут кипеть отчаянные страсти.

Философия межкультурных различий базируется на двух основных вопросах: во-первых, насколько универсальны моральные суждения и, во-вторых, что важнее (и интереснее) – их сходство или различия.

В главе 9 были выявлены некоторые нравственные принципы, которые являются общечеловеческими де-юре или де-факто. Мы говорим о порицании по крайней мере некоторых форм убийства и воровства. Ну да, и отдельных форм сексуальных практик.

В целом все человечество ориентируется на золотое правило морали (культурная разница состоит в формулировке: либо «делай другим только то, чего ты хотел бы с их стороны по отношению к себе», либо «не делай другим того, чего ты не хотел бы по отношению к себе»). Однако обезоруживающая лаконичность золотого правила не позволяет вдаваться в разнообразие явлений и действий, которые люди хотели или не хотели бы испытать на собственной шкуре. Ведь мы вступаем на территорию, где имеет смысл такой обмен репликами: мазохист говорит: «Побей меня», а садист с удовольствием отвечает: «Не буду».

С подобной критикой можно справиться с помощью общей разменной монеты реципрокного альтруизма, т. е. нам предписывается заботиться о других и с пониманием относиться к их нуждам в расчете на то, что в похожих обстоятельствах они нам отплатят тем же.

Универсальные для всех культур моральные принципы строятся на одинаковых категориях норм нравственного поведения. Упоминавшийся выше антрополог Ричард Шведер предположил, что все культуры формируют стандарты морали по трем осям – функционирования независимой личности, социума и божественного. В предыдущей главе мы описывали, как Джонатан Хайдт из всего поля нравственных суждений выделил шесть основ морали, которые завязаны на сильный интуитивно-эмоциональный посыл. Мы говорим об основах, связанных с нанесением вреда, честностью и взаимовыгодой (все это Шведер отнес бы к оси независимости личности); с внутригрупповой лояльностью и уважением авторитетов (ось социума по Шведеру); с проблемами внутренней чистоты и святости (ось божественного)[426]{798}.

Существование моральных универсалий поднимает вопрос, что главнее – эти общие правила или локальные стандарты местного значения. Между крайними степенями приверженности к «универсализму» или «релятивизму» находятся такие ученые, как историк науки Майкл Шермер. Он обоснованно сомневается в существовании нравственной первоосновы: если некая моральная установка распространена во многих культурах, то исследования следует начать с сомнений в ее значимости, но не перестараться{799}.