Читаем Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки полностью

Чем не устраивает людей прагматизм замены пятерых на одного в сценарии 2? Может быть, это реальность физического контакта с обреченным в ситуации «толкания»? Работа Грина отрицает такую версию: если в сценарии толкнуть нужно не рукой, а палкой, то результат не изменится – люди все равно откажутся это сделать. Немыслимость данного действия объясняется каким-то компонентом из психологии личной вовлеченности.

А может быть, вариант с нажатием на рычаг вызывает у людей меньше сопротивления, потому что будущая жертва находится на некотором расстоянии от нажимающего? Опять нет: люди используют рычаг с той же вероятностью, если жертва стоит совсем рядом.

Грин предположил, что ключ к решению лежит в области интуитивного понимания намерений. В сюжете с рычагом пять человек спаслись, потому что вагонетку направили на другой путь; смерть одного была случайной и явилась побочным эффектом, а те пятеро все равно бы выжили – независимо от того, стоял бы тот один на запасном пути или нет. И наоборот, во втором сюжете спасение пятерых напрямую зависит от смерти одного, и такой замысел или «намерение» интуитивно оценивается как неправильное. В качестве доказательства Грин предлагал испытуемым альтернативный сценарий. Вагонетка несется по рельсам, и вы кидаетесь к выключателю, чтобы остановить ее. На вашем пути стоит человек, и вы отталкиваете его, чтобы вовремя дотянуться до выключателя; человек неудачно падает и умирает. Оправдан ли такой толчок? Примерно 80 % людей говорят «да». Хотя и тут и там человека предстоит толкнуть, тоже присутствует физический контакт, но поступок совершен не нарочно и последствия его оказались побочным эффектом. Смерть погибшего не была способом спасти пятерых. С таким положением вещей человеку легче смириться.

Теперь усложним сценарий. Назовем новый сюжет «петлей». Можно нажать на рычаг и отвести вагонетку на другой путь. Но – о ужас! – этот другой путь оказывается всего лишь петлей и выводит вагонетку обратно на прежний курс прямо перед потенциальными жертвами. То есть вагонетка все равно убьет пятерых – за исключением того случая, если на ответвлении окажется человек, который своим телом остановит вагонетку. И при этом сам погибнет. Данный сюжет предполагает такое же намеренное действие, как и сюжет с толканием человека на рельсы своими собственными руками: перевести вагонетку на другой путь – это еще не все: вагонетка должна убить человека. Теоретически только 30 % людей смогут повернуть рычаг в этом случае, но результаты исследований дают результат 60–70 %.

Грин заключил (по данным этого и последующих экспериментов), что вселенная интуитивиста чрезвычайно ограничена. Убить кого-то специально, чтобы спасти пятерых, чувствуется интуитивно неправильным, но ощущение «неправильности» усиливается, когда убийство происходит прямо здесь и сейчас; если же последовательность намеренных действий усложняется, то это ощущение ослабевает. И происходит так не из-за когнитивных ограничений: испытуемые прекрасно осознают необходимость гибели человека в сюжете «петли». Просто ощущение другое. Иначе говоря, интуитивное чувство резко притупляется с увеличением расстояния и времени. Подобную близорукость в отношении причины и следствия как раз и можно ожидать от мозга, функционирующего быстро и на автомате. Близорукость похожей природы заставляет оценивать грех действия строже, чем грех бездействия.

Таким образом, исследования говорят о том, что когда жертвование одним человеком требует активных, намеренных и немедленных действий, то включается нейронный контур интуитивных ощущений – и цель не оправдывает средств. А в обстоятельствах ненамеренного вреда или когда намерение психологически отнесено от результата на некоторое расстояние, доминируют другие нейронные связи, в итоге же на передний план выступает противоположная философия касательно целей и средств.

Из всей этой вагонеткологии следует утверждение более крупного масштаба: принятие моральных решений может сильно зависеть от обстоятельств{791}. Часто важнейший эффект, производимый изменением контекста, – это перенос точки приложения нашей интуитивной морали. Великолепная книга Дэна Ариели из Университета Дьюка «Предсказуемая иррациональность» (Predictably Irrational)[424] резюмирует данную тему. Оставьте деньги в общей комнате в офисе – и к ним никто не притронется; деньги красть нехорошо. А если оставить банки с кока-колой, то скоро их разберут. Всего один шаг от денег к банкам с колой притупляет интуицию на тему порочности воровства, и теперь уже легче запустить процесс рационализации (например: кто-то наверняка оставил колу для общего употребления).

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих замков
100 великих замков

Великие крепости и замки всегда будут привлекать всех, кто хочет своими глазами увидеть лучшие творения человечества. Московский Кремль, новгородский Детинец, Лондонский Тауэр, афинский Акрополь, мавританская крепость Альгамбра, Пражский Град, город-крепость Дубровник, Шильонский замок, каирская Цитадель принадлежат прекрасному и вечному. «У камня долгая память», – говорит болгарская пословица. И поэтому снова возвращаются к памятникам прошлого историки и поэты, художники и путешественники.Новая книга из серии «100 великих» рассказывает о наиболее выдающихся замках мира и связанных с ними ярких и драматичных событиях, о людях, что строили их и разрушали, любили и ненавидели, творили и мечтали.

Надежда Алексеевна Ионина

История / Научная литература / Энциклопедии / Прочая научная литература / Образование и наука