Млекопитающие обладают, как я это называю, «альтруистическим импульсом»: они отзываются на знаки страдания у других и испытывают побуждение помочь, улучшить положение страждущих. Распознать нужду ближнего и отреагировать на нее – совсем не то же самое, что следовать заранее запрограммированной тенденции приносить себя в жертву генетическому благу вида[68]
Рассматривая сотрудничество, мы проводим параллели с насекомыми, птицами, млекопитающими. Строим модели и получаем ответы. Это большой соблазн – провести параллель дальше, к человеку. Однако оказывается, что альтруизм общественных млекопитающих нельзя загнать в примитивные схемы, так хорошо работающие на муравьях.
Первый удар по упрощенному взгляду на альтруизм был нанесен в тот момент, когда обнаружилось, что реципрокный альтруизм не всегда работает – он не может быть единственным объяснением. Притом что он присутствует практически у всех стайных животных, во многих ситуациях животные ведут себя непредсказуемо – против принципа реципрокного альтруизма. Например, в львином прайде встречаются львицы, отлынивающие от опасных обязанностей на охоте или при групповой защите территории. Казалось бы, они должны быть за это наказаны. Но нет. В подобных случаях работают какие-то другие механизмы.
Для понимания того, как произошел человеческий альтруизм, нам нужно познакомиться с несколькими принципиальными понятиями. Это эмпатия, парохиальность, чувство справедливости и репутация.
Возможно, для многих хорошей новостью окажется то, что наша способность к сопереживанию (как основе альтруизма) не просто является врожденным инстинктом, но даже имеет специальную структуру – зеркальные нейроны. Эти нейроны располагаются рядом с зонами, управляющими сложными движениями мышц, но отличаются от соседей тем, что активизируются не только во время действия, но и тогда, когда мы видим выполнение аналогичного действия другим человеком. Дальше – больше: этот эффект распространяется не только на действия, но и на ощущения, эмоции и прогнозируемые ситуации. То есть мы в прямом смысле «со-чувствуем» человеку, испытывающему боль. Но только на уровне мозга – наши болевые рецепторы не активированы, мы просто воспроизводим в мозгу ситуацию, в которую попал тот, кому мы «со-чувствуем». Когда мы видим боль или чужую рану и ощущаем тяжесть в животе и стеснение в груди – это работают зеркальные нейроны.
Казалось бы, с сочувствием все очевидно – есть отделы мозга со специфическими нейронами, появившимися в результате эволюции. Эти отделы мозга отвечают за сопереживание и провоцируют альтруизм – пора переходить к следующей теме. Тем более что следующие темы – «репутация» и «чувство справедливости» – звучат интригующе и относятся к области чистой психологии. Они должны быть и сложнее, и интереснее, чем что-то имеющее анатомическую основу.
Но все оказалось не так просто. Дело в том, что у действия зеркальных нейронов множественный результат. И смысл, который нам так хочется «назначить» работе зеркальных нейронов, не единственный. И даже не основной. И возможно, что естественный отбор, производя эти нейроны, вел вовсе не к альтруизму, а к чему-то совсем другому… Не такому благородному, но более утилитарному. И возможно, что сплав нескольких неожиданных последствий привел к итогу непредсказуемо глобальному – более глобальному, чем даже наше уважаемое стремление к альтруизму.
Зеркальные нейроны первоначально были обнаружены у макак в 1992–1996 годах.
К чести научного подхода, можно сказать, что заразительность действий окружающих и наша неосознаваемая склонность к сопереживанию были открыты даже ранее самих зеркальных нейронов. В другой научной области (психологии) и у других организмов (людей) было показано спонтанное отражение чужих эмоций, которое не контролируется сознанием. Шведский психолог Ульф Димберг поставил эксперимент с демонстрацией подопытным быстро сменяющихся фотографий незнакомых людей. Подопытным надлежало сохранять невозмутимое выражение лица. Контроль осуществлялся с помощью датчиков лицевых мышц. Участникам показывали серию фотографий людей с нейтральным выражением лица, каждая фотография экспонировалась не дольше полсекунды. В череде изображений иногда появлялось улыбающееся или раздраженное лицо – все подопытные реагировали спонтанной еле заметной улыбкой или хмурились. Затем фотографии сменились картинками пейзажей, между которыми на неуловимые доли секунды вставлялись фотографии счастливых или злых лиц, и результат был тот же – неосознанная улыбка или нахмуривание[69]
.