Биология просветления

У. Г.: Я не могу прибегать к этому языку, но мне приходится описывать это по-своему – как то, что я пережил, не цитируя никакие авторитетные источники.

Но, понимаете, он не может описывать так, как я это пережил. Допустим, вы идете и говорите – я рассказывал это и Дж. Кришнамурти – с парнем, работающим в агентстве путешествий, скажем, «Томас Кук и Сыновья», и этот парень досконально знает Нью-Йорк. Он может, не сходя с места, показать, где находится тот или иной адрес. Он никогда не покидал своего офиса, он находится там все время. Но он описывает вещи так наглядно, так реалистично. Но поместите его на место и оставьте там на пять минут, а потом снова верните сюда. Его описание изменится. Теперь он будет описывать это по-другому. Он отбросит все те заранее приготовленные выражения; все это меняется.

Суббарао: Это умственное выражение переживания…

У. Г.: Это могло бы быть просто тем, чему они научились.

Суббарао: Ему пришлось бы прочитать так много книг, услышать так много людей, чтобы он мог отвечать на это, ничего не зная. Я согласен, это может не быть чем-то оригинальным.

У. Г.: Здесь нет никого, кто использует эти слова. Если эти слова вас задевают, это ваша трагедия. Я не произношу эти слова. Я несколько раз объяснял вам механизм говорения. Память поставляет слова, а голосовые связки обеспечивают звук. Больше в этом ничего нет. Так что если вы задаете вопрос, приходят слова. Если вы не спрашиваете – прекрасно.

Я стараюсь объяснять это вам подробно, и именно поэтому я говорю очень пространно, чтобы сказать вам, что это не то же самое. Есть это в них или нет, меня не интересует. Почему я должен об этом беспокоиться? Я даже не знаю, что есть у меня. Поэтому как я могу спрашивать кого-либо о чем-либо – есть это у него или нет, или что это такое, что у него есть? Я сам не знаю, что это такое.

У Дж. Кришнамурти это могло быть. В этом я не сомневаюсь. Но, возможно, он разбавлял это и шел на компромисс. Он никогда не был способен освободиться от этого. Иначе говоря, он хотел самоутвердиться и, возможно, доказывать миру, что у него это получилось. Но теперь, когда он знает, что по праву пользуется известностью, он хочет ставить это на постоянную основу. Но для чего? Теперь пришло время мне и другим людям сомневаться в этом.

Вы видите здесь распухание, цвета, форму…

Барри: Да, я замечаю изменение цвета, ваше тело, ваше лицо внезапно выглядит другим. ..

У. Г.: Это приходит через заднюю дверь, без приглашения. Это единственный способ. Телу приходится меняться. Тело должно подвергаться мутации. Это не ум. Они, судя по всему, говорят о трансформации ума. Это тривиальная вещь. Это превращение, а не мутация тела. Управление телом должны брать на себя эти железы, которые индуисты называют чакрами.

Теперь, видите, я как бы погружаюсь внутрь. Это нечто очень своеобразное. Так оно начинается. Это оттого, что я слишком долго говорил. Оно давит сюда и делает это невозможным. Это означает, что мозг истощается и потому нуждается в притоке крови. Когда кровь устремляется в мозг и каналы наполняются этой кровью, телу нужно больше кислорода. Поэтому ему приходится накачивать больше кислорода, чтобы ослаблять это давление.

Барри: Приходится расходовать больше энергии?

У. Г.: Приходится расходовать больше энергии. Оно обновляется.

Хислоп: И тогда вы видите что-то белое?

У. Г.: Порой, когда я отдыхаю, происходит сгорание. Тогда все тело становится белым из-за этого расхода.

Виктория: Нужно ли вам сейчас пойти отдохнуть?

У. Г.: Нет, это не важно.

Следует долгий перерыв и молчание, а потом У. Г. снова начинает говорить, и теперь его голос больше не кажется слабым и немощным.

У. Г.: Если попытаться передать то состояние бытия, то здесь ничего не происходит. Я и есть те часы. Это так обманчиво – говорить, что я есть то. Единственное, что для меня существует, – это объект. Объект – это я. Я не отделен от того.

Суббарао: Вы распознаете это не как объект, а как самого субъекта?

У. Г.: Это сам субъект.

Суббарао: Это неотьемлемая часть вас самого?

У. Г.: Те висящие одеяния – часть этого субъекта.

Барри: Это называется субъективной сценой.

У. Г.: Для этого есть какое-нибудь санскритское слово? Что-то должно быть. Так что это – субъект.

Суббарао: И то и другое – субъекты.