Бирит-нарим (СИ)

   Тут захлестнул новый страх: что если люди переправятся через реку, кинутся в погоню? И, уже не в силах думать ни о чем, Лабарту сорвался с места и помчался вперед, к отрогам гор.

Глава третья

Кэри

1.

   Лабарту потерял счет годам. Он провел в пути много лет, шел по степному бездорожью, по лесам, по долинам и горным тропам. И чем дальше он уходил, тем холоднее становились зимы и короче -- лето. Много лун шли дожди и снега, и солнце скрывалось за тучами. Но даже к этому он привык и шел вперед, нигде не задерживаясь надолго.

   Сперва каждый день был напитан тревогой, каждая ночь - снами о белом огне, сошедшем на землю. Страшно было входить в селения людей, и Лабарту тайно следовал за кочевьями, шел по следам путников, подкрадывался к пастухам, охотился на охотников, вышедших за добычей. Забирал кровь, пока никто не видел, и вновь бежал прочь, оставив жертву мертвой или во власти чар.

   Каждую ночь, засыпая на голой земле, он думал: "Я как зверь".

   Каждое утро он вдыхал незнакомые запахи, видел деревья и травы, имен которым не знал, слышал голоса птиц, не прилетавших в страну черноголовых.

   Каждый день он вслушивался, пытался ощутить - нет ли рядом пьющих кровь - но тщетно. Иногда, сквозь стук собственного сердца и сплетение солнечных лучей ему виделись отблески чужой силы и жизни, - но они были слишком далеки, растворялись, едва возникнув.

   Однажды люди пришли, когда он еще спал. Целый род перебирался с места на место, шел вдоль реки. Их шаги, крики детей и лай собак - все смешалось, проникло в сон Лабарту. В этом сне был Лагаш, многолюдный, шумный, полнящийся голосами и теплом жизни. Впервые за долгий срок Лабарту не помнил об огне, сошедшем с неба, и просыпаться было больно.

   Но люди, обступившие его наяву, не походили на жителей Шумера. Были вооружены копьями, но не пытались нападать. Говорили - но в непонятной речи не звучала угроза.

   Они увели Лабарту к костру, дали одежду, накормили человеческой пищей. Так он понял - если не раскрывать своей природы, люди будут видеть в нем человека.

   Он жил среди них три дня, и страх гнездился в сердце, не отступал ни на миг. Лабарту пил кровь украдкой, в темноте, боялся сделать лишний глоток. Каждый шаг, каждое слово наполнял чарами - но, казалось, люди и без того были спокойны.

   На четвертую ночь он покинул их, ушел звериными тропами на север.

   Но знал теперь, что может неузнанным ходить и по дорогам людей.

2.

   Он нашел ее в краю, похожем на крик одинокой ночной птицы.

   Здесь было море - волны разбивались о прибрежные камни, окатывали холодными брызгами, голоса чаек звучали как эхо прибоя. Каждый вдох полнился соленым ветром, деревья сгибались, покоряясь буре.

   Здесь рос лес, тянулся вдоль берегов, и дальше, прочь от моря. Скрытые папоротником и подлеском, журчали ручьи, сливались, превращались в реку, - а она спешила обратно, к соленым волнам. Лес казался бескрайним, но, идя вверх по течению, можно было покинуть его. Много дней пути голос хвои и шелест листьев будут сменять друг друга, а потом откроются другие края.

   Но Лабарту оставался здесь, его заворожило море.

   Оно менялось.

   Сперва рвалось на землю, словно желало поглотить ее, и многие дни прибой разбивался у самой кромки леса. В это время берег был пустынным, Лабарту бродил там один, по колено в воде, или сидел на высоком камне, смотрел на волны - пока жажда не начинала биться в сердце, затуманивая мысли.

   Затем море отступало, обнажало дно, но оставляло память о себе. Водоросли оплетали мокрые камни, ракушки хрустели под ногами, впивались в кожу. В эти дни тысячи птиц слетались на обнажившийся берег, и от их криков и хлопанья крылье звенело в ушах.

   Следом приходили и люди. Они ловили рыбу в отмелях, разбивали раковины и доставали моллюсков. Это были удачные дни для людей, время легкой добычи.

   В эти дни Лабарту реже выходил к морю - кроны деревьев смыкались над ним, он блуждал по звериным и человечьим тропам.

   Люди знали его - и те что жили у моря, и другие, кочевавшие вдоль реки. Он приходил в их селенья, задерживался, но не надолго, - и все видели в нем человека, считали странствующим охотником. Но разве он не был охотником, одиноким, блуждающим в чужом краю?

   Только эта земля уже не была ему чужой. Он знал лесные тропы, время бегства и возвращения моря, знал, когда зима сменяет осень. Он стал понимать речь здешних людей - туманную и холодную, напоенную запахом хвои. В его снах и мыслях она сплеталась с языком страны черноголовых, словно его душа могла говорить теперь разными голосами.

   Я живу здесь, пью кровь, здесь нет никого, кто бросил бы мне вызов, - говорили непрошенные мысли, и слова причудливо переплетались, окрашивая друг друга. - Я хозяин этой земли.

   Он знал, это правда, но рядом с этой правдой всегда таилось отчаяние, рядом всегда была память о зное, текущем с небес, память о Шебу и Тирид и городе, который они оставили.

   Лагаш, - говорила память, и звала уйти прочь, куда угодно, лишь бы не оставаться на месте.

   Но он не хотел уходить.

   Сидел на камнях, смотрел как набегают и отходят волны, слушал крики чаек. Он был зачарован.

   Но он встретил ее не у моря.

3.