Бирюк

Но Коля вытягивал меня безжалостно назад. Раз за разом. Выманивал голосом, хрипло бормоча дико порочные вещи, грозя мне еще большим наслаждением, обещая опыт, одна мысль о котором опять заливала по макушку стыдом и предвкушением. Обдувая мою мокрую насквозь, сладко, но абсолютно безжалостно истерзанную им промежность, охлаждая и возвращая чувствительность, и входил в меня снова. Сначала медленно, изводя еще и этим неторопливым скольжением по всем моим раздраконенным им же нервным окончаниям, будто требуя запомнить, как он ощущается внутри до самых крохотных мелочей. И лишь постепенно наращивал темп, пока тот не становился опять убийственно свирепым. Честно сказать, я не особенно-то и помнила, как завершилась эта восхитительная пытка. И уж точно сейчас должна быть похожа на вареную макаронину. Хотя скорее уж качественно прожаренную. Но нет, стоило этому ненасытному мужчине скользнуть членом по моим складкам и закинуть ногу себе на бедро, пристраиваясь половчее, и я уже сама прогнулась, оттопыривая с готовностью попу. Чтобы принять его в себя снова. Задохнулась в первые мгновения от чрезмерной чувствительности и болезненности. Кожа тут же наэлектризовалась, волоски встали дыбом. Каждый сантиметр его неспешного вторжения был дозой чистого возбуждения прямо мне в мозг. Это поразительное ощущение-видение… как будто я не только чувствую, как сначала его массивная, блестящая от смазки головка погружается в меня, но вижу это. Вот прямо во всех мельчайших подробностях, потому что, оказывается, запомнила, как выглядит его поразительный член до мелочей. Сложный рисунок крупных вен, сетка более мелких, обвивающих толстый ствол. Широкая, темная головка, источающая влагу его вожделения, чей вкус я тоже запомнила. И сейчас мои внутренние мышцы сжимались, а одновременно сокращалось и горло, будто он был не только во мне внизу, но и прямо сейчас щедро протекал на мой язык.

— Люблю твой вкус… — прошептала сквозь стон. — Хочу его еще…

Николай сам замер, и так тяжелое дыхание зачастило, пальцы на моем бедре впились крепче, а во мне он словно стал еще тверже. Намного тверже.

— Сашка… — проворчал он в изгиб моей шеи, целуя уже жестче, совсем не ленивое облизывание. — Что же ты творишь, засранка моя… Не видать нам ленивого медленного утреннего секса пока, не видать…

— Ну кому, бля, неймется в такую рань, — раздраженно рыкнул Николай, когда настойчивые звонки и даже стук во входную дверь вырвали нас из посткоитальной дремы. — Лежи, Сашк, я сейчас всех…

Я потянулась, провожая его, натягивающего на ходу спортивные штаны, ласкающим взглядом. Но тут же вся окаменела, услышав громкие, с командными нотками голоса и грозный рев Коли:

— Да вы поохренели, что ли, предъявлять нам такое! На каком основании?!

Подхватившись с кровати, я второпях облачилась в Колину футболку и помчалась в прихожую. От толкущейся там целой толпы народу в форме у меня в глазах зарябило.

— Сашка! — грозно зыркнул на меня Коля и сразу задвинул себе за спину.

— Что случилось?

— Госпожа Орехова, и вы здесь! — осклабился мне тот самый следователь, что допрашивал и вчера. — Впрочем, ожидаемо. Одевайтесь, Александра Ивановна, вам и господину Шаповалову придется проехать с нами.

— Никуда она не едет, — отрезал Коля, тесня меня рукой назад в коридор. — Ни Александра, ни я совершенно не при чем!

— Шаповалов, ну вы же сами в системе, можно сказать. Понимаете же, что бесполезно препираться сейчас и мы вас задержим до выяснения в любом случае. Сопротивление только все усугубит.

— Да что произошло? — возмущенно спросила я. Что же покоя нам нет ни дня!

— Госпожа Орехова, вы и ваш… телохранитель и близкий друг, господин Шаповалов, задерживаетесь по подозрению в убийстве вашего супруга — Орехова Георгия Владленовича.

— Го… Гоша?

— Ничего. Не. Бойся. Слышишь, Сашка! — четко, словно мы были одни, произнес мне Коля через головы приехавшей за нами толпы. — Все будет хорошо.

— Да. Слышу, — кивнула я, вмиг уверовав. Будет. Он так сказал.

Нам даже одеться не позволили вместе. Отправили сначала в спальню меня. Господи, что же за бесконечная череда ужаса в моей жизни! За что? Я уже, похоже, тупею и черствею от этого. Потому как новость о смерти мужа шокировала, но не повергла в отчаяние, не причинила настоящей боли. Чувства потери не было. Друг друга мы, выходит, потеряли давно, а после поддельной смерти отца, Гошкина еще не воспринималась реальной. Гораздо реальнее были ее негативные последствия для нас с Колей.

Допрашивать нас повезли тоже на разных машинах. Николай посмотрел пристально, когда меня сажали в салон, кивнул спокойно, уверенно. Он не выглядел встревоженным, и это его монолитное спокойствие передалось и мне. Оно было как твердая почва под ногами в этом никак не желающем прекращаться хаосе вокруг.

— Вы не проживали вместе со своим супругом, госпожа Орехова? — перешел к сути следователь, как только закончил с формальностями, уже знакомыми мне по вчерашнему, с именем, фамилией, годом рождения и прочим.

— Нет.