Бирюза от Кудашева

Звуки тяжелых шагов, звяканье подковок, офицерских шпор привлекли внимание наших офицеров. В большой зал входили офицеры и унтеры Туркестанской седьмой конвойной команды. По двое вставали у каждой двери. Обедающие в большом зале негоцианты в ужасе поднялись из-за стола, прижались к стене. В руке русского купца серебряным колокольчиком зазвенела ложечка в стакане с чаем. Еще два конвойных офицера прошли в малый зал и встали у двери, ведущей на кухню.

– Сидим, не двигаемся, – предупредил в полголоса Кудашева и Баранова полковник Дзебоев.

Кудашев незаметным движением раскрыл кобуру.

Баранов левой рукой отодвинул в сторонку свои тарелки, а правой в открытую положил на стол наган. Подумал и левой рукой достал второй.

Снова шаги. В малый зал торжественной мерной поступью вошел начальник конвойной команды подполковник Држевский Казимир Иванович. За его плечами два офицера гренадерского роста в жандармских мундирах.

С самим Држевским Кудашев еще не встречался, но узнал его сразу. Второго такого и быть не могло. Больно породистый пан. Молнией в голове промелькнули сцены стычки с конвойниками-поляками в вагоне-ресторане поезда Красноводск-Ташкент, смерти  Вацлава Сапеги под колесами локомотива, экзекуции и смерти Ядвиги Полонской, ареста Збигнева Войтинского… Этот список еще не полон. Кто прав, кто виноват – разбора не было. Но у Држевского явно есть причины не испытывать добрых чувств ни к Кудашеву, ни к Баранову…

Држевский остановился за три шага  до стола. Без слов, без воинского приветствия. Сделал три шага влево и застыл, как статуя командора. Офицеры жандармерии остановились по стойке «смирно» за два шага от стола. Правые руки в белых замшевых перчатках у лакированных козырьков фуражек с синими околышами. Штабс-капитан и ротмистр. По лицам, не знавшим южного солнца, по ладным щегольским мундирам дорогого сукна, роскошным аксельбантам серебряного шнура, видно – столичные штучки, из Санкт-Петербурга.

– Господин полковник! – начал штабс-капитан, обращаясь к полковнику Дзебоеву, не отнимая правой руки от фуражки. – Штабс-капитан Николаев и ротмистр Лукашов –  офицеры Корпуса жандармов – сотрудники Особого отдела Департамента Полиции МВД Российской Империи.

Дзебоев, Баранов и Кудашев поднялись из-за стола. Баранов убрал свои револьверы.

Штабс-капитан продолжал:

– Разрешите от имени Начальника Особого отдела Департамента Полиции господина полковника Отдельного корпуса жандармов Ерёмина Алексея Михайловича вручить вам: первое – Предписание за его Подписью и гербовой печатью; и второе – Постановление, изданное Генерал-прокурором и Министром Юстиции господином статс-секретарем Правительствующего Сената Иваном Григорьевичем Щегловитовым!

Отточенным движением в четыре приема штабс-капитан вынул из планшета и подал полковнику Дзебоеву два свернутых вдвое листа бумаги, отдал честь и застыл, как столб.

Дзебоеву не понадобилось много времени, чтобы прочесть бумаги, подписанные именами, которые были ему хорошо известны. С Ерёминым Дзебоев познакомился еще в Тифлисе в 1908 году, когда, вернувшись из Благовещенска, пытался выяснить обстоятельства гибели своей семьи в Дигара в 1905-м. Полковник Еремин, сделавший блистательную карьеру от рядового уральского казака до Начальника Тифлисского губернского жандармского управления не принял подполковника Дзебоева, сославшись на крайнюю занятость. Но Дзебоеву передали слова Ерёмина: «Здесь в каждом ущелье на десять саклей свой князь». Знал Дзебоев цену и статс-секретарю Правительствующего Сената, которого председатель Совета Министров граф Сергей Юльевич Витте за глаза называл «Ванькой Каиным». Щегловитов хвастал в своем кругу созданием военно-полевых судов, которые должны были по закону в двухдневный срок и вынести приговор, и обязать привести его в исполнение.

Убедившись, что полковник Дзебоев прочел бумаги, штабс-капитан вопросил:

– Господа! Есть ли среди присутствующих лицо, именуемое Кудашевым Александром Георгиевичем 1881 года рождения, уроженца города Кизил-Арват Российской Империи, из оренбургских казаков, православного?

– Да, это я, – Кудашев вышел из-за стола.

Штабс-капитан торжественно продолжал:

– Вы, Александр Георгиевич Кудашев, обвиняетесь в организации и пособничестве побегу государственного преступника, чье имя вам известно, но здесь упомянуто не будет, в связи грифом секретности по делу. Постановлением генерал-прокурора вы арестованы, мерой пресечения избрано взятие под стражу. Прошу не оказывать сопротивления. Прошу добровольно сдать табельное оружие!

Кудашев молча выслушал штабс-капитана. На его лице не отразилась горячая эмоциональная волна, захлестнувшая на мгновение мозг. Взглянул на своих старших товарищей. Дзебоев смотрел в скатерть стола, потом поднял глаза на Кудашева. Его взгляд был страшен. Потом сделал жест, понятный только пластунам: еле заметно ладонью вниз качнул кистью правой руки – «спокойно». Баранов, молча, сворачивал в штопор серебряную обеденную ложку.  Его руки были в крови.