Бирюза от Кудашева

– Спасибо, ничего серьезного. Просто есть некие новости, которые я обязан доложить вам лично в устной форме, и лишь после согласования подготовить необходимый документ. Прошу вызвать меня на доклад в Ташкент.

– Нет проблем, Владимир Георгиевич! На будущее: вы можете выезжать в Ташкент, не испрашивая у меня разрешения, правда, не всегда меня в кабинете застать можно – Туркестанский край – огромная территория!

– Спасибо. Непременно воспользуюсь.

– Погодите благодарить. Вы знаете мою привычку посещать вверенные мне подразделения без предупреждения. Постараюсь впредь ставить вас в известность. Если вы подождете меня три, максимум четыре дня, мы встретимся в Асхабаде. Если есть возможность не принимать решения немедленно – отложите это решение!

– Без вас – не решу! Жду.

– Вот и славно. До скорого. Отбой связи.

*****

Асхабад. 11 декабря 1911 года.

Да, Илларион Ованесян имел свои странности. Одной из них была и такая: за рулем автомобиля сидел уже не подросток-недотёпа, а преображённый молодой, собранный энергичный мужчина. Пристальный взгляд на дорогу, в зеркало заднего вида, снова на дорогу, клаксон зазевавшемуся пешеходу, лихой обгон арбы с гигантским вьюком  верблюжьей колючки, перекрывшей обзор дороги!

От Дзебоева эта черта личности его нового подопечного не укрылась. «Хорошо, – подумал он, – значит не все потеряно. Посмотрим, не даст ли наган в руке новый толчок к переформированию характера!». Мелькнула некая догадка. Решил проверить свою мысль, не откладывая.

– Как отдыхалось? – спросил Дзебоев своего шофёра, – как отец, здоров ли?

– Отца неделю не видел, но оснований нет для беспокойства. Ночую, где по штату положено, в казарме артдивизиона вместе с другими шоферами и механиками. Говорят, скоро еще автомобили подойдут, отдельное автподразделение сформировано будет. Как положено – с гаражами, теплыми зимними боксами, ремонтной базой.

– Не обижают? По маме не скучаешь?

– Не обижают. Может, у меня еще нет настоящей силы в руках, но имею авторитет другого порядка – лучше всех знаю материальную часть и «Руссо-Балтов», и «Рено», и «Даймлеров». Кто меня обижать будет, если при моем появлении сразу начинается – «не поможешь, что-то зажигание или бензонасос барахлит»… А нормально отладить работу цилиндров на максимальное сжатие, вообще, кроме меня никто не может! Что касается моей дорогой мамы, я по ней скучать буду, когда мне ее громогласный голос и визг пятерых моих сестер во сне сниться перестанет!

Звук работающего мотора «Рено» взял ноту повыше – дорога пошла в гору. Фирюзинское ущелье. Декабрь, снег.

С заднего сиденья послышались женский горестный всхлип, торопливый шепот на польском.

Дзебоев обернулся. Две женщины в шубках и меховых лисьих шапках сидят обнявшись. Та, что постарше, похоже, успокаивает молодую.

– Как у наших дам настроение? Не замерзли?

– Pan Puіkownik! Nie snezimne. Jolanta trochк ukachalo. Gуry, snieg, prawo luki ... Przez dіugi czas?

………………………………………..

* Польский. – Пан полковник! Нам не холодно. Ёланту немножко укачало. Горы, снег, справа пропасть… Еще долго?

………………………………………..

– Почти приехали.

Мост. Река Фирюзинка в туманном шлейфе пара на легком морозце. Поворот. Ущелье несколько раздвинулось, стало светлее.  Поселок Ванновский, три версты голого зимнего сада. Еще мост, снова поворот, и машина вошла в ворота дачи Начальника области.

Приехали. Фирюза.

Спрыгнувший с коня вахмистр Брянцев открыл дверь автомобиля. Полковник Дзебоев вышел первым. Следом за ним – женщины.

На пороге летней открытой веранды одноэтажного дома стоял ротмистр Кудашев. Из трубы вился дымок. Роскошными хлопьями падал снег…

Кудашев открыл двери дома, кивнул кому-то, стоявшему за дверью. Из дома в одном мундире без шинели и шапки вышел высокий молодой поручик. На секунду остановился, прикрыл глаза ладонью, ослеплённый неожиданной белизной окружающего мира. И вдруг услышал свое имя, одновременно произнесенное дорогими узнаваемыми голосами – «Збышек!»…

*****

Збигнев Войтинский, его мама Мария Войтинская и дальняя родственница из Варшавы Ёланта, тоже Войтинская, разговаривали и обедали в просторной дачной гостиной. Смежная со спальней, гостиная имела печь, которая не топилась со дня постройки дома. Но вахмистр Веретенников сумел еще накануне встречи очистить дымоход от воробьиных гнезд, промазать, где нужно, щели и хорошо протопить, не жалея заготовленного на летние шашлыки саксаула. Обед был приготовлен вахмистром Дмитрием Митрохиным. Он был, по-казачьи, прост:  щи из квашеной капусты, перловая каша, взвар из сушёных фруктов –    вишни, груш и урюка на сахаре. Ни мяса, ни осетрины. Предпоследняя неделя Рождественского поста. Но и встреча – не пикник.

Дзебоев и Кудашев обедали в кабинете начальника. Унтер-офицеры и вольноопределяющийся – на кухне.

– Надолго предоставили свидание? – спросил Кудашев.