Бироновщина. Два регентства

Принцесса объяснила, что Ніобея, дочь Тантала, лишившись всхъ своихъ дтей, была обращена Зевсомъ въ камень, источавшій неизсякающія слезы. Императрица справедливо возмутилась и повелла изготовить для племянницы одяніе богини плодородія и матери земли, Цереры. Одяніе вышло необычайно, пожалуй черезчуръ даже богато, потому что было все заткано золотыми колосьями, сплетенными межъ собой гирляндами изъ голубыхъ васильковъ и пунцовыхъ маковъ.

— Я въ этомъ не выйду, ни за что не выйду! — запротестовала Анна Леопольдовна, когда увидла себя въ трюмо въ образ Цереры.

Юліана принялась ее уговаривать: что костюмъ ей очень къ лицу, что сама государыня вдь его выбрала, что другого и нтъ…

— Ну, тогда я вовсе не выйду! — ршила принцесса. — Еще подумаютъ, что я на радостяхъ такъ разрядилась…

— И пускай думаютъ: на васъ и на вашихъ будущихъ дтяхъ — вся надежда русскаго народа.

— Не говори мн объ этихъ дтяхъ! Никогда ихъ y меня не будетъ…

— Такъ для чего же вы тогда вышли замужъ? А вонъ въ саду и военная музыка заиграла…

Лилли подбжала къ окошку.

— И масокъ уже сколько!

Тутъ вошелъ камерпажъ императрицы съ докладомъ, что ея величество чувствуетъ себя еще слишкомъ усталой и выйдетъ только позже прямо въ танцовальный залъ, а потому проситъ принцессу вмст съ принцемъ спуститься въ садъ безъ нея.

— Вотъ видите ли, ваше высочество, — сказала Юліана: — вы должны замнить государыню; выбора вамъ уже нтъ.

— Ахъ, Боже, Боже! Пускай еще больше смеркнется…

— Да вдь теперь y насъ въ Петербург блыя ночи.

— Ну, все же будетъ хоть немножко темне.

— А принцъ, врно, ждетъ васъ.

— Подождетъ!

Послдній отблескъ вечерней зари погасъ уже на верхушкахъ Лтняго сада, и въ темной листв его загорались разноцвтные фонарики. Въ пестрой толп замаскированныхъ, кружившейся около главнаго крыльца дворца въ ожиданіи выхода Высочайшихъ особъ, замчались уже признаки нетерпнія, когда на крыльц показалась Церера объ руку съ Нептуномъ. Хотя оба были также въ черныхъ маскахъ, но ни для кого кругомъ не было сомннія, что то принцесса съ своимъ молодымъ супругомъ, — и вс почтительно передъ ними разступились.

Лилли, шедшая во свит рядомъ съ Юліаной, старалась и въ осанк, и въ походк копировать гордую гоффрейлину; подъ маской, придававшей ей небывалую смлость, она выступала такъ непринужденно, что никому бы и въ голову не пришло, что это — подростокъ–камеръ–юнгфера, а не такая же придворная дама.

Сама Лилли съ жаднымъ любопытствомъ озиралась на мелькавшихъ мимо нихъ маскированныхъ. Въ памяти ея были еще живы святочные вечера въ тамбовской усадьб Шуваловыхъ. Тамъ ряженые шумной гурьбой вваливались въ барскія хоромы съ замазанными сажей лицами, въ вывороченныхъ овчинныхъ тулупахъ, въ самодльныхъ личинахъ: медвдя съ поводаремъ, бабы–яги, журавля, индйскаго птуха и т. п.

Здсь чинно и важно расхаживали, въ сверкающихъ золотомъ и алмазами, шелковыхъ и бархатныхъ одяніяхъ, древніе боги и богини, представители всевозможныхъ народностей всхъ пяти частей свта, причемъ то, что израсходовано было каждымъ на себя для одного этого вечера, могло бы осчастливить на весь вкъ цлое семейство деревенскихъ ряженыхъ.

Когда Лилли тихонько замтила объ этомъ Юліан, та сдлала ей серіозный репримандъ: какъ это она можетъ еще вспоминать о простомъ народ, когда вокругъ нея сливки общества, да еще въ такихъ дивныхъ нарядахъ! Вотъ хоть бы эта Уранія…

Она указала на величавую женщину въ полупрозрачномъ голубомъ одяніи, усыпанномъ алмазными звздами, въ алмазномъ ожерель и въ алмазной же діадем.

— Уранія, кажется, одна изъ девяти музъ? — замтила Лилли.

— Ну да: богиня астрономіи.

— А кто жъ она на самомъ–то дл?

— На самомъ дл это — первоклассная комета на нашемъ придворномъ небосклон, залетвшая къ намъ изъ Венеціи, графиня Рагузинская.

— Но фамилія y нея какъ–будто не итальянская?

— Рагузинская она по покойному мужу, который родомъ былъ изъ Иллиріи. Впрочемъ, и самъ онъ назывался прежде какъ–то иначе; переселившись еще при цар Петр въ Россію, онъ переименовался въ Рагузинскаго, такъ какъ родился въ Рагуз. Женился онъ, когда ему было уже чуть ли не подъ семьдесятъ.

— Но сама она, кажется, еще молода?

— Да, ей и теперь не больше, какъ лтъ двадцать пять.

— Но какъ она ршилась выйти за такого Маусаила!

— Богатство, моя милая, несмтное богатство! Началъ онъ торговать, говорятъ, въ Архангельск; расторговавшись, сдлался агентомъ многихъ иностранныхъ торговыхъ домовъ; посылался русскимъ правительствомъ съ разными порученіями за границу, а потомъ и чрезвычайнымъ посланникомъ въ Пекинъ, чтобы заключить торговый договоръ съ китайцами. За это его сдлали тайнымъ совтникомъ.

— А посл и графомъ?

— Нтъ, графскій титулъ онъ купилъ себ самъ на старости лтъ въ Венеціи, какъ купилъ тамъ и жену. Богаче ея невсты нтъ y насъ теперь во всемъ Петербург. И вотъ, точно для нея, венеціанки, устраивается теперь эта венеціанская ночь… Но смотри–ка, смотри: вдь Пьеръ Шуваловъ все–таки здсь; а далъ еще знать черезъ брата, что y него случилось что–то съ ногой.

— Гд же онъ?

— Да вонъ рыцарь. Длаетъ, что меня не замчаетъ!

— Но знаетъ ли онъ, что вы — Діана?