Бироновщина. Два регентства

Первыя попытки Петра Ивановича въ этомъ направленіи, дйствительно, были безуспшны. Когда онъ, вмст съ Лестокомъ, возвратился въ большую гостиную и обратился къ своему спутнику съ просьбой — Бога ради его выручить, — тотъ напомнилъ ему свое неизмнное правило — не издерживать на игру въ одинъ вечеръ боле пяти червонцевъ.

— Впрочемъ, и безъ того, cher ami, я ни гроша не далъ бы вамъ взаймы, — добавилъ онъ самымъ дружелюбнымъ тономъ: — не потому, чтобы не хотлъ васъ выручить (о, я готовъ для васъ на всякія моральныя жертвы), а потому, что хочу сохранить съ вами прежнія добрыя отношенія; между должникомъ и кредиторомъ, будь они лучшими пріятелями, отношенія тотчасъ портятся; это — аксіома.

— Я забылъ, докторъ, что вы вдь не русскій съ душой нараспашку и всякій душевный порывъ взвшиваете на всахъ благоразумія! — съ горечью проговорилъ Шуваловъ и подошелъ къ столу, за которымъ игралъ его старшій братъ.

Но и тому не везло: на стол передъ нимъ лежало всего нсколько серебряныхъ рублей, изъ которыхъ одинъ онъ ставилъ только–что на карту.

— Вашъ братъ тоже сидитъ на мели, — замтилъ Лестокъ. — Если вы ужъ непремнно хотите отыграть своего человка, то есть здсь еще одинъ русскій, который скоре другихъ войдетъ въ ваше критическое положеніе…

— Вы про кого это говорите, докторъ?

— Да про нашего премьера: y него вдь тоже натура широкая.

— Вотъ это врно!

И, уже не колеблясь, Петръ Ивановичъ завернулъ въ хозяйскій кабинетъ и подошелъ къ Волынскому, бесдовавшему еще тамъ съ австрійскимъ посланникомъ.

— Не возьмите во гнвъ, ваше высокопревосходительство, — началъ онъ, — но я въ такомъ безвыходномъ амбара…

Тотъ не далъ ему договорить и поставилъ вопросъ прямо:

— Вы проигрались?

— Въ пухъ и прахъ, и все на той же проклятой дам червей! Да дло для меня не въ проигранныхъ деньгахъ; Господь съ ними…

— Такъ въ чемъ же?

— Въ томъ, что проигралъ я и дорогого мн человка…

— М–да, это ужъ совсмъ непростительно.

— Сознаю, ваше высокопревосходительство, и каюсь! Главное, что герцогъ иметъ еще противъ него зубъ и не–всть что съ нимъ сотворитъ…

— Да это не тотъ ли молодчикъ, котораго онъ хотлъ купить y васъ тогда въ манеж?

— Тотъ самый. Помогите, Артемій Петровичъ, отецъ родной!

— Это было бы безполезно: завтра вы его опять поставили бы на карту.

— Клянусь вамъ…

— Не клянитесь: грхъ взяли бы на душу. Выигралъ его y васъ, говорите вы, самъ герцогъ?

— Нтъ, Салтыковъ; но герцогъ готовъ поставить уже противъ него полторы тысячи.

— Ого!

— Да Самсонову моему цны нтъ. Я завтра же верну вамъ всю сумму…

— Которую займете y ростовщика за безбожные проценты? Нтъ, мы сдлаемъ это иначе. Изъ когтей герцога я бднягу вырву; но самимъ вамъ придется съ нимъ уже распроститься. — Я сейчасъ вернусь, — предупредилъ Волынскій маркиза Ботта направился черезъ первую гостиную во вторую.

— Въ вашемъ банк, генералъ, разыгрывается живой человкъ по имени Самсоновъ? — обратился онъ къ банкомету.

— Да, ваше высокопревосходительство, — отвчалъ видимо удивленный Салтыковъ. — Но разыгрываю я его не отъ себя.

— Знаю; его вамъ проиграли, и теперь онъ въ вашей касс. Идетъ онъ въ полутора тысячахъ?

— Точно такъ.

— Такой суммы y меня случайно съ собой не имется; но надюсь, что я пользуюсь y васъ кредитомъ?

— Еще бы! На всякую сумму.

— Благодарю васъ. Такъ я ставлю за него на даму полторы тысячи.

Свтлйшій хозяинъ молчалъ до сихъ поръ съ видомъ затаенной злобы. Сослаться на «статутъ» своего дома передъ первымъ кабинетъ–министромъ ему было уже неудобно, тмъ боле, что и нкоторые изъ его сановныхъ партнеровъ играли уже на млокъ.

— А я ставлю столько же и одинъ рубль, — объявилъ онъ, высокомрно пріосанясь.

— Дв тысячи, — по–прежнему не возвышая голоса, сказалъ Волынскій.

— И рубль! — выкрикнулъ не своимъ голосомъ Биронъ.

— Три тысячи.

— И рубль!

— Четыре тысячи.

Хмуро–багровое лицо курляндца исказилось безсильною ненавистью.

— Infamer Mensch! — пробурчалъ онъ, скрежеща зубами.

— Повторите, герцогъ, что вы изволили сказать? — спросилъ Волынскій съ тмъ же наружнымъ спокойствіемъ, но вспыхнувшій въ глазахъ его зловщій огонекъ выдавалъ поднявшуюся въ душ его бурю. — Я не совсмъ разслышалъ.

— Это было не про васъ… — уклонился герцогъ, задыхаясь. — Ну, и проигрывайте на здоровье!

— Ваша свтлость, значитъ, отступаетесь? — переспросилъ его Салтыковъ.

— Nun ja, zum Kuckuck!

Банкометъ сталъ снова метать. На этотъ разъ дама наконецъ ему измнила и вскрылась налво.

— Дама!

— Самсоновъ, стало быть, отъ сего часа уже мой? — произнесъ все такъ же невозмутимо Волынскій.

— Вашъ! — отвчалъ Салтыковъ. — Но теперь вы имете дло уже не со мной, а вотъ съ г–номъ Шуваловымъ.

— Завтра же поутру, ваше высокопревосходительство, онъ будетъ въ вашемъ дом, — подхватилъ стоявшій тутъ же Шуваловъ. — Ужъ какъ я вамъ обязанъ — словъ y меня нтъ!

Въ душ онъ, однако, еще такъ досадовалъ, негодовалъ на самого себя, что, не дождавшись ужина, убрался во–свояси. Когда тутъ дверь ему открылъ Самсоновъ, — при вид безмятежнаго и заспаннаго лица юноши, y Петра Ивановича не достало духу признаться, что онъ съ нимъ сдлалъ.