— Былъ имъ. Когда мн пришлось посылать во вс концы Россіи требованія о присылк «маскараднаго» персонала для шутовской свадьбы, y меня не достало переписчиковъ. Тутъ оказалось, что Самсоновъ уметъ тоже писать, и почеркъ y него преизрядный. Съ разршенія моего шефа, я привлекъ его къ переписк; потомъ и къ сведенію счетовъ; а наконецъ и ко всему маскарадному длу, потому что никто лучше его не знаетъ объясняться съ этими безмозглыми инородцами. Господь его вдаетъ, какъ это онъ подлаживается къ ихъ младенческимъ понятіямъ, какъ уметъ втолковать имъ все, что нужно. Словомъ, молодецъ на вс руки! — заключилъ Эйхлеръ и покровительственно похлопалъ Самсонова по плечу.
— Не понимаю, г–нъ Эйхлеръ, какъ вы можете говорить такъ много на мороз! — замтила Юліана, пряча свой покраснвшій уже носъ въ муфту.
— А вы, баронесса, озябли? Простите великодушно! Сейчасъ затоплю для васъ каминъ.
— Это гд?
— Да тутъ же въ Ледяномъ дом.
— Ледяной каминъ?
— Да, и ледяными дровами. Прошу за мною.
Проведя ее на крыльцо Ледяного дома, а оттуда въ одну изъ двухъ комнатъ, онъ зажегъ въ ледяномъ камин ледяныя же полнья, облитыя, какъ потомъ разъяснилось, нефтью.
Тмъ временемъ Лилли и ея «молочный братъ», стоя на двор передъ ледянымъ слономъ, заболтались о порученныхъ надзору Самсонова инородцахъ и прибывшихъ вмст съ ними животныхъ. Особенно заинтересовали Лилли самодскіе олени.
— А правда ли, Гриша, что олени бгутъ еще скоре лошадей?
— Какъ втеръ! Я нсколько разъ уже здилъ съ самодами на взморье.
— Счастливецъ!
— Такъ вы, Лизавета Романовна, охотно тоже покатались бы на оленяхъ?
— Мало ли что!
— Я вамъ это, извольте, устрою.
— Ты, Гриша? Но какимъ образомъ?
Онъ загадочно усмхнулся.
— Это ужъ мое дло.
Тутъ на ледяномъ крыльц показалась опять Юліана въ сопровожденіи своего путеводителя. Ледяныя дрова ея не согрли, и, вся продрогнувъ, она заторопилась домой. Такъ Лилли на этотъ разъ и не пришлось заглянуть внутрь Ледяного дома. Прощаясь съ Самсоновымъ, она успла только спросить его, когда же онъ устроитъ ей общанное; на что получила отвтъ:
— Потерпите ужъ до ледяной свадьбы!
III. Пвецъ поневол
Съ 27–го января, когда вступили въ Петербургъ возвратившіяся изъ Турціи побдоносныя войска, общее настроеніе при Двор было уже празднично–приподнятое. У многихъ царедворцевъ такому настроенію, по правд сказать, не мало способствовало ожиданіе предвидимыхъ, по случаю заключенія мира, «царскихъ милостей», пожалованіе которыхъ должно было послдовать, впрочемъ, только въ средин февраля на масленой недл.
Войска съ музыкой и распущенными знаменами продефилировали мимо Зимняго дворца, офицеры — съ лавровыми внками, солдаты — съ еловыми втками на шлемахъ и каскахъ. Вслдъ затмъ состоялся пріемъ императрицею героевъ–офицеровъ, сановныхъ поздравителей и секретаря нашего посольства въ Константинопол Неплюева, привезшаго ратификацію мира. Несмолкающіе залпы съ Петропавловской крпости возвстили населенію столицы о прекращеніи войны.
Слдующій день — день рожденія Анны Іоанновyы — праздновался еще пышне. Утромъ — торжественное богослуженіе, пріемъ поздравленій и пушечная пальба; въ полдень — банкетъ–gala съ итальянской музыкой инструментальной и вокальной и, во время тостовъ, опять пальба; вечеромъ — балъ, на которомъ сераскиръ Очакова Колчакъ–паша, во глав плнныхъ турокъ, на турецкомъ язык благодарилъ государыню за оказанное гостепріимство; а посл бала — «блестящая» иллюминація и фейерверкъ которые, по обыкновенію, были увковчены затмъ «С–Петербургскими Вдомостями» Особенно эффектнымъ на этомъ фейерверк (по словамъ газеты) былъ главный шитъ, представлявшій «высокое рожденіе Ея Императорскаго Величества въ образ на колесниц сидящей зари съ блистающей утреннею звздою на которую Россія, подъ образомъ жены въ надлежащемъ убор и радостнымъ видомъ взирая, гласно какъ бы надписанныя слова живыми рчами говоритъ: — Коликое возвщаетъ намъ благополучіе».
Все это было, однакожъ, только какъ бы предвкусіемъ къ невиданному еще зрлищу — свадьб карликовъ съ «національной процессіей». Подробности держались пока еще въ тайн. Извстно было только, что въ особой «камер» Слоноваго двора усердно происходятъ репетиціи танцевъ, которые будутъ исполняться въ день свадьбы участниками процессіи; но допускались къ этимъ репетиціямъ исключительно только члены маскарадной коммиссіи и ближайшіе ихъ сотрудники. Въ числ послднихъ, какъ уже упомянуто, былъ и Самсоновъ, который такимъ образомъ былъ свидтелемъ всхъ происходившихъ тамъ комическихъ и трагикомическихъ сценъ. Такъ присутствовалъ онъ и при одной подобной сцен, оставившей въ немъ надолго очень тягостное впечатлніе.
Было то 4–го февраля, т. — е. за два дня до шутовской свадьбы. Прибывъ подъ вечеръ на Слоновый дворъ съ другими членами коммиссіи на «генеральную репетицію», Волынскій откомандировалъ состоявшаго также въ его распоряженіи кадета Криницына въ Академію Наукъ за секретаремъ ея, Васильемъ Кирилловичемъ Тредіаковскимъ. Возвратился Криницынъ въ самый разгаръ танцевъ и впопыхахъ подбжалъ къ Волынскому,
— Ваше высокопревосходительство… ваше высокопревосходительство…