Бироновщина. Два регентства

Относительно же процесса Волынскаго до нея съ разныхъ сторонъ доходили всевозможные слухи, которые, переходя изъ устъ въ уста, разростались, подобно снжному кому, до чудовищныхъ размровъ. Такъ, разсказывали, будто бы Волынскій, поднятый на дыбу, подъ кнутомъ сознался, что замыслилъ полный государственный переворотъ: всхъ нмцевъ, начиная съ Бирона, хотлъ будто бы выгнать изъ Россіи; принцессу Анну Леопольдовну, вмст съ ея супругомъ, принцемъ Антономъ–Ульрихомъ, посадить на корабль и отправить во–свояси въ Германію; императриц Анн Іоанновн предложить свою руку, посл же внца или въ случа ея отказа заточить ее въ монастырь; съ цесаревной Елисаветой Петровной поступить точно такъ же, а самого себя провозгласить императоромъ всероссійскимъ.

У сообщниковъ Волынскаго, какъ гласила та же молва, были равнымъ образомъ вымучены въ застнк самыя тяжкія обвиненія какъ противъ нихъ самихъ, такъ и противъ Волынскаго. Самсонова, однако, въ числ пытаемыхъ не называли, и это отчасти успокаивало Лилли.

Съ 20–хъ чиселъ мая, когда въ сыскной канцеляріи приступили къ «пристрастному допросу» Волынскаго, въ здоровьи императрицы, давно уже страдавшей подагрой и каменной болзнью, обнаружилось замтное ухудшеніе. Прописываемыя ей докторами лкарства она принимала съ большимъ, отвращеніемъ, а то и вовсе не принимала.

— Ваши лкарства мн, все равно, ничмъ не помогутъ; главная моя болзнь вотъ гд! — говорила она, указывая на сердце, и на глазахъ y нея при этомъ выступали слезы.

Тогда доктора стали настаивать на перезд ея за городъ — въ Петергофъ. Сначала она и слышать о томъ не хотла, такъ какъ не любила Петергофа. Но когда ей доложили, что Волынскаго, по всей вроятности, ожидаетъ смертная казнь, съ нею сдлался нервный припадокъ съ мучительными болями, и она отдала распоряженіе о немедленномъ отъзд изъ Петербурга, чтобы не быть тамъ въ день казни. Вмст съ государыней перехала на лто въ большой петергофскій дворецъ и Анна Леопольдовна съ своей свитой. Здсь же, въ Петергоф, 23–го іюня 1740 г., Анной Іоанновной былъ подписанъ приговоръ, съ нкоторымъ, впрочемъ, смягченіемъ сентенціи суда относительно Волынскаго, котораго судьи находили нужнымъ до смертной казни посадить еще живымъ на колъ.

Четыре дня спустя, раннимъ утромъ, въ Петербург на Сытномъ рынк, близъ Петропавловской крпости, вокругъ высокаго деревяннаго помоста стеклась огромная толпа народа поглазть на казнь «великихъ заговорщиковъ». Осудили ихъ вдь на точномъ основаніи законовъ, стало быть, и жалть ихъ гршно! Тмъ не мене, y многихъ изъ зрителей, надо думать, дрогнуло сердце, когда y помоста появились искалченные уже пыткой осужденные, во глав съ бывшимъ первымъ кабинетъ–министромъ Артеміемъ Петровичемъ Волынскимъ, y котораго ротъ былъ повязанъ платкомъ, пропитаннымъ кровью, такъ какъ ему раньше уже вырвали языкъ, и кровь не унималась…

И совершилась публичная казнь: Волынскому была отрублена правая рука, а затмъ какъ самъ онъ, такъ и ближайшіе его два друга, Хрущовъ и Еропкинъ, сложили голову подъ топоръ. Соймоновъ и Эйхлеръ были наказаны кнутомъ, де–ла–Суда плетьми, а графу Мусину–Пушкину «урзанъ» языкъ, посл чего вс четверо отправлены въ Сибирь — первые трое на каторгу, а послдній въ вчную ссылку.

Замолвилъ ли фельдмаршалъ графъ Минихъ съ своей стороны за сиротъ Волынскаго доброе слово, о которомъ просилъ его ихъ отецъ, — сказать мы не умемъ. Если же замолвилъ, то безуспшно; двухъ маленькихъ дочекъ Артемія Петровича отправили въ отдаленный сибирскій монастырь для постриженія въ свое время въ монахини, а сыночка — въ Камчатку для отдачи его на 16–мъ году жизни навсегда въ гарнизонные солдаты.

Изъ конфискованнаго въ казну имущества осужденныхъ значительная часть была роздана, какъ полагалось, въ награду разнымъ «преданнымъ слугамъ отечества». Считая себя также однимъ изъ таковыхъ слугъ, Василій Кирилловичъ Тредіаковскій не замедлилъ теперь выступить также претендентомъ на частицу наслдства Волынскаго. Въ слезномъ всеподданнйшемъ прошеніи, по пунктамъ, съ присущимъ ему семинарскимъ краснорчіемъ, жалуясь на претерпнныя имъ отъ своего «жестокаго мучителя и безсовстно–злобнаго обидителя нестерпимое безчестье и безчеловчное увчье, притомъ въ самомъ ея императорскаго величества аппартамент», піита нашъ просилъ, «дабы повелно было изъ оставшихся посл Волынскаго пожитковъ учинить ему, просителю, милостивйшее наградительное удовольствіе».

Но прощенію этому до времени не было дано ходу, такъ какъ императрицу вообще не желали безпокоить чмъ бы то ни было, что было связано съ именемъ Волынскаго. Что сама она не могла еще забыть покойнаго и приняла во вниманіе его указанія на необходимость упорядочить государственный средства, доказывалъ, между прочимъ, сдланный сенату въ іюл того же года въ именномъ указ Высочайшій выговоръ: