Бисмарк

Бисмарк не сомневался в том, что правительственное предложение принято не будет, и готовился распустить Рейхстаг. «Для нашей общей ситуации упорство оппозиции в отстаивании своей точки зрения и обусловленный им роспуск Рейхстага был бы оптимальным вариантом», — писал он в частном письме[753]. Сам канцлер выступил 11 января в парламенте с пространной речью, подчеркнув миролюбие Германии и в самых мрачных красках обрисовав грозившие стране опасности: «У нас нет не только никакой причины нападать на Францию, но и никаких подобных намерений. Мысль о том, чтобы начинать войну только потому, что в дальнейшем она, возможно, станет неизбежной и ее, возможно, придется вести при менее благоприятных условиях, была всегда чужда мне, и я неизменно боролся с ней […]. По моему мнению, нам следует опасаться французского нападения; произойдет оно через десять дней или через десять лет, это вопрос, на который я не могу ответить»[754]. Одновременно Бисмарк не преминул указать депутатам на их безграмотность в военных вопросах, а затем поднял возникший спор до статуса принципиального конфликта между парламентом и короной, как это было в 60-е: «Германская армия есть учреждение, которое не может зависеть от переменчивого большинства Рейхстага. […] Попытка сделать армию зависимой от меняющегося большинства Рейхстага и его решений, другими словами, превратить императорскую армию, которую мы имеем в Германии, в парламентскую армию, войско, о состоянии которого будут заботиться не император и союзные правительства, а господа Виндтхорст и Рихтер, — эта попытка не удастся!»[755]

Однако депутаты не вняли его аргументам. Большинство палаты соглашалось только на трехлетний срок действия нового закона. 14 января Рейхстаг был распущен, новые выборы назначили на 21 февраля. Атмосфера очередной «военной тревоги» благоприятствовала правительству. Бисмарк в очередной раз использовал внешнеполитические рычаги для решения внутренних проблем. 31 января в той самой газете «Почта», которая 12 лет назад опубликовала знаменитую статью «Предвидится ли война?», появился не менее взрывной материал под названием «На острие ножа». В нем предсказывалась скорая французская агрессия. Этот же мотив был подхвачен целым рядом других изданий. Подконтрольная правительству пресса быстро довела накал страстей до высшей отметки.

На следующий день после роспуска Рейхстага, 15 января, руководители трех партий — обеих консервативных и национал-либеральной — договорились об образовании предвыборного блока, так называемого «картеля». Партии обязывались помогать друг друга на выборах, а также оказывать поддержку правительству. Правительство, в свою очередь, сделало все для того, чтобы накалить настроения в обществе до предела и помочь «картелю» завоевать расположение избирателей. Чиновники активно вмешивались в ход предвыборной борьбы, которая приобрела характер плебисцита: за или против политики Бисмарка, за или против независимости и безопасности империи.

Итогом выборов стала рекордная мобилизация электората: к урнам пришло почти 80 процентов имевших право голоса. «Картель» получил абсолютное большинство мест в Рейхстаге. Это было безоговорочной победой «железного канцлера». Впервые за долгое время он имел перед собой послушный парламент. 11 марта 1887 года военный законопроект был принят Рейхстагом. Довольно симптоматично, что Лев XIII настоятельно порекомендовал лидерам партии Центра поддержать правительство, однако при голосовании католическая фракция предпочла воздержаться. Рана, нанесенная Культуркампфом, еще не затянулась до конца.

Стремясь использовать успех, в конце года Бисмарк внес в палату еще один законопроект, изменявший организационную структуру вооруженных сил и позволявший существенно увеличить численность армии военного времени. 6 февраля 1888 года канцлер произнес по этому поводу одну из самых знаменитых своих речей, в которой подробно обрисовал международную ситуацию и сделал вывод: «Мы должны быть сейчас настолько сильны, насколько возможно». Выступление завершалось эффектным пассажем: «Мы, немцы, боимся Бога, но более никого на целом свете! Именно богобоязнь заставляет нас любить и сохранять мир. Но тот, кто нарушит его, убедится в том, что боевой патриотизм, который в 1813 году привел под знамена все население слабой, маленькой и истощенной Пруссии, теперь стал общим достоянием всей германской нации!»[756] Эта речь вызвала Ликование в националистических кругах немецкого общества, цитаты из нее превратились в лозунги немецких правых. Законопроект был принят.