Бисмарк

А неудач хватало. Осенью 1888 года были опубликованы отрывки из дневников покойного Фридриха III, касавшиеся событий Франко-германской войны. Бисмарк, который представал в этих текстах не с самой лучшей стороны, громогласно заявил, что речь идет о фальшивке, и возбудил судебный процесс против профессора Фридриха Генриха Геффкена, организовавшего публикацию. Геффкен вскоре был оправдан, и скандал нанес существенный ущерб авторитету «железного канцлера», в том числе в глазах монарха.

Самого Бисмарка это нисколько не смущало. Побывавший в Берлине в январе 1889 года Швейниц был поражен: «Самоуверенное и жизнерадостное высокомерие, жестокая бесцеремонность и осторожная хитрость — качества, которые князь объединяет в своем характере, — редко столь явно представали перед моими очами, как это случилось сегодня. Атака на сэра Роберта Морье, предпринятая негодным оружием, не только не привела к падению посла, но и сделала оного популярным в России, где его ненавидели, и заставила встать на его защиту всю Англию, где у него было мало друзей; заодно на его сторону встала независимая германская пресса. Не меньше осуждения вызвало поведение князя в печальном деле, связанном с дневником; утверждение о том, что это фальшивка, пресловутый доклад императору, публикация обвинительного документа и произвольных выдержек из приложенных к нему частных писем. Наконец, неудача Восточноафриканской кампании, конфликт в Дамараленде, потери нашего молодого флота от болезней и перенапряжения — все эти неудачи не в состоянии сломить или даже хотя бы расстроить князя. Он шутит по поводу Морье, […] смеется над корреспонденцией Геффкена, проклинает Самоа и Африку Чтобы показать берлинцам, что он не болен, не устал и не раздражен неудачными колониальными дебатами в Рейхстаге, он бодро гуляет в Тиргартене»[771].

Тем временем кризисные явления нарастали. В Рейхстаге «картель» стал давать первые трещины. Осенью 1888 года в парламент был внесен законопроект, вводивший пособия по инвалидности и пенсионное обеспечение. Вильгельм И желал таким образом предстать в виде «народного императора», заботящегося о своих подданных, Бисмарк — продолжить линию на «приручение» рабочих. Устанавливаемые им параметры социальной защиты являлись по сегодняшним меркам достаточно скромными, однако в условиях конца XIX века это было существенным шагом вперед. Пресса называла законопроект венцом социальной политики. Однако многие депутаты «картеля» были недовольны происходящим; в итоге 24 мая 1889 года законопроект приняли весьма незначительным большинством голосов.

В то же время Бисмарк считал необходимым сочетать «пряник» с «кнутом»; в этом вопросе он принципиально разошелся с Вильгельмом П. Когда в мае 1889 года началась общеимперская стачка горняков, кайзер принял делегацию рабочих, а представителям промышленников заявил, что собирается выступать в таких ситуациях в роли посредника и одинаково учитывать интересы обеих сторон. Стачка в итоге завершилась компромиссом, что вызвало недовольство Бисмарка, который считал более полезным не допустить «слишком быстрого и гладкого окончания этой забастовки со всеми ее печальными последствиями»[772]. Это было важно для того, чтобы облегчить продление Закона о социалистах, срок действия которого истекал в 1890 году. Проблема заключалась в том, что молодой император вовсе не считал такое продление необходимым. И в этом его поддерживали многие политические силы, считавшие, что внутренняя политика Бисмарка зашла в тупик.

Не лучше обстояли дела и с внешней политикой. Канцлер не стремился прислушиваться к чьим-либо советам и считал, что прекрасно владеет ситуацией. Швейниц писал в своем дневнике: «Среди всех высокопоставленных особ в Берлине императрица Аугуста осталась после смерти императора Вильгельма I единственной, кто расспрашивает меня, прибывшего из Петербурга, о вещах, которые я в силу своей должности знаю лучше, чем живущие в Германии. Это меня не изумляет и не пугает. После долгого успешного руководства государственные мужи придают мало значения донесениям, не касающимся конкретных вопросов; так было в последние годы Меттерниха и Наполеона III»[773]. Если вспомнить, чем закончили две упомянутые фигуры, намек опытного дипломата становится более чем прозрачным.

Швейниц также с тревогой отмечал, что международное положение Германии быстро и ощутимо ухудшается. «Повсеместно у меня складывается впечатление, что нас начинают меньше бояться, больше сомневаться в мудрости нашей политики и надеяться на сплочение наших врагов», — писал он в начале 1889 года[774]. В особенности это касалось отношений с Россией, находившихся в состоянии глубокого кризиса. Разлад былого альянса еще до отставки Бисмарка стал свершившимся фактом.