«Повсюду прежняя безалаберщина. Начали наконец открыто говорить о глупостях, которые вдруг вскрываются, и отсутствии информации об организации армии. Позвали Роона поразмыслить над проектом, с которым он выступил в Позене (Познани). Но ему предстоит решить трудную проблему. От него хотят, чтобы он залатал дыры там, где надо полностью разрушить старую систему. Да поможет ему Бог. Армия сейчас находится в состоянии линьки. Невероятные трудности ожидают того, кто решится перестроить армию так, чтобы она могла эффективно действовать»41.
Комиссия провела несколько трудных совещаний, в которых участвовали фельдмаршалы и полные генералы. В их числе был и старина «папа Врангель», фельдмаршал граф Фридрих фон Врангель: ему исполнилось семьдесят пять лет, но он не вышел в отставку, в отличие от более молодого коллеги фон Брандта. Именно фельдмаршал, судя по письму Роона, говорил ему после одного из совещаний, что он непременно должен стать военным министром. Роон писал Анне 4 ноября:
«Я должен быть военным министром. У меня твердый характер, в чем он убедился во время дебатов… Лишь я способен провести реорганизацию, и он уже рекомендовал меня на этот пост высочайшей особе самым настойчивым образом…»42
29 ноября 1859 года принц-регент действительно назначил Роона военным министром. Официальное распоряжение датировано 5 декабря. В пятьдесят шесть лет Роон был самым молодым генерал-лейтенантом в прусской армии. Во время аудиенции 4 декабря, перед формальным объявлением о назначении министром, Роон настоятельно просил принца-регента пересмотреть свое решение и подобрать человека с «более подходящей конституционной репутацией». Фон Бонин, занимавший пост военного министра в 1852–1854 годах, вызывал ненависть консерваторов тем, что «зарабатывал себе популярность флиртом с либерализмом»43. Роон вначале тоже произвел не самое благоприятное впечатление на членов прусского ландтага. Его называли «аскетом», говорили, что он выглядит так, словно «закован в латы», всегда «суров и мрачен» и вообще «реакционер»44. Практически никто не находил в его характере каких-либо признаков мягкости.
Как мы уже знаем, ближайшим другом Роона был Клеменс Теодор Пертес, видный профессор римского права в Боннском университете, основатель Христианского союза миссии спасения (внутренней миссии) и первого общежития для молодых рабочих в Бонне45. Правоверный лютеранин, он с такой же страстью занимался и политикой. Профессор лично знал всех, кто играл какую-либо значимую роль в прусском обществе (семейство Пертесов владело солидным издательским бизнесом), а христианство не мешало ему хорошо разбираться в людях. Несмотря на разные жизненные интересы, Роона и Пертеса связывала многолетняя и прочная дружба. Пертес, хотя и был моложе, стал для Роона духовником, с которым он делился своими мыслями и сомнениями. Пертес не доверял Бисмарку и настраивал соответствующим образом своего друга Альбрехта фон Роона. В декабре 1859 года он послал новому военному министру на удивление провидческое письмо, советуя держаться подальше от реакционеров и ультраконсерваторов газеты «Кройццайтунг», которые попытаются использовать его назначение в своих целях. Профессор предупреждал: он – не калиф на час, ему назначено творить историю. Пертес писал:
«Вам предстоит определять, каким станет и какое место в Европе займет государство, от которого зависит судьба Германии. Вашим рукам доверена часть нашей истории. Вы не просто оказались в потоке текущих событий на глазах народов Пруссии, Германии и Европы, вы стали творцом истории. Ни один человек, проявивший интерес к истории Пруссии, не сможет проигнорировать вас»46.