«Я должен был присутствовать сегодня на большом приеме в посольстве, но около пяти часов ко мне пришел князь Бисмарк, поинтересовался нашими делами, выразил свою озабоченность и предложил план компромиссов – к примеру, ограничить численность войск султана и пр. Я сказал, что в Лондоне уже пошли на компромисс по этому вопросу и отказаться от него мы не можем из уважения к императору России. «Я должен понимать это как ультиматум?» – «Пожалуй». – «Тогда я иду к кронпринцу. Мы должны это обсудить. Где вы сегодня обедаете?» – «В английском посольстве». – «Я бы хотел, чтобы вы пообедали со мной. В шесть часов я свободен». Я принял приглашение, послал свои извинения леди Одо и обедал с Бисмарком, княгиней, их дочерью, замужней племянницей и двумя сыновьями. Он был очень любезен, не вдавался в политику, много ел и пил и еще больше говорил.
После обеда мы уединились в другой комнате, он закурил, и я последовал его примеру. Я нанес удар своему некрепкому здоровью, но у меня не было другого выхода. Мы провели часа полтора за чрезвычайно интересной и абсолютно политической дискуссией. Он убедился, что ультиматум – вовсе не блеф, и перед сном я мог с удовлетворением отметить, что Санкт-Петербург капитулировал»30.
На следующее утро, в 10.30 22 июня, Дизраэли телеграфировал королеве и канцлеру казначейства: «Россия уступает и соглашается с английским планом европейской границы империи и военно-политическим режимом султана. Бисмарк сказал: «Опять Турция – в Европе». «Все это благодаря вашей энергии и упорству», – ответила королева31.
Примечателен еще один словесный портрет Бисмарка, изложенный Бенджамином Дизраэли 26 июня в письме леди Брэдфорд, с которой он делился своими сокровенными мыслями и наблюдениями: