«Соответственно, без пятнадцати десять лорд Биконсфилд ожидал приема у канцлера. Они не виделись шестнадцать лет, но и этого немалого промежутка времени, казалось, было недостаточно для того, чтобы объяснить те перемены, которые лорд Б. отметил в облике канцлера. Вместо высокого, грациозного и подтянутого графа он увидел перед собой весьма тучную личность с красным лицом, обрамленным серебристой бородой. Стиль поведения остался прежним, возможно, менее динамичным, но таким же открытым и неподдельным… Говорил он много, четко и спокойно, без каких-либо гротескных выражений, которыми славился прежде… Б. предоставляет нам заниматься делами, которые касаются Англии, поскольку Англия определенно готова к войне с Россией»24.
Берлинский конгресс открылся 13 июня 1878 года. Дизраэли сообщал королеве Виктории:
«В два часа конгресс начал заседать во дворце Радзивиллов – величественном зале, недавно отреставрированном и теперь заполненном позолоченными мундирами, украшенными сверкающими звездами. Лорд Б. полагает, что не каждый день будет столь парадным и нарядным. Президентом избрали князя Бисмарка, человека-гиганта, огромная фигура которого, не менее шести футов и двух дюймов, тем не менее сложена пропорционально. В утренние часы произошел конфуз: князь Горчаков, ссохшийся старик, шел, опираясь на руку своего соперника-великана, а у князя Бисмарка в это время случился приступ ревматической боли, и оба они упали. Собака Бисмарка, видя, что ее хозяин, как ей показалось, борется с оппонентом, бросилась ему на выручку. Говорят, что князь Горчаков не был изувечен или покусан только благодаря самоотверженным усилиям своего компаньона… В семь часов состоялся праздничный банкет в Старом дворце потрясающей красоты. Это настоящий дворец, хотя, как ни странно, великолепные комнаты и галереи, где собрались гости, когда-то, в дни королевы Анны, служили местом обитания для бедных поэтов. Наверх вели по меньшей мере около сотни ступенек, лорд Б. опасался, что придет последним, но у церемониймейстера и других гостей дыхание оказалось еще более стесненным, и процессия продвигалась с остановками»25.
Перед конференцией русские согласились с тем, что весь Сан-Стефанский договор может быть пересмотрен, а британцы пошли на то, чтобы дать русским право вето. Одо Рассел в письме Гастингсу с конгресса продемонстрировал, что он, как и его шеф, тоже способен на лесть: