Бисмарк: Биография

В то же время Вильгельм полюбил романтизм, мифотворчество и песенные стихи Фили Эйленбурга, вещи, совершенно ненужные Бото фон Ринеккеру и другим гвардейцам, описанным Фонтане. Он был умен, обаятелен, понимал толк в современной технологии, но отличался вспыльчивым нравом и довольно грубым чувством юмора. Бисмарки пытались сманить принца на свою сторону и сделать из него послушного и уступчивого императора, однако к июню 1887 года стало ясно, что у них ничего не получится. Гольштейн записал разговор с Гербертом на эту тему:

...

«Меня поразило то, как два дня назад Герберт говорил о принце Вильгельме… У принца нет ни стойкости, ни выдержки – он хочет лишь, чтобы его развлекали. В армейской жизни ему нравилось только наряжаться в красивую униформу и маршировать по улицам под музыку. Он мнит себя Фридрихом Великим, но не обладает ни его талантами, ни знаниями. Фридрих Великий в молодости неустанно работал и развивал свой интеллект, в том время как принц Вильгельм растрачивает впустую свои способности на общение с лейтенантами Потсдама. И холоден, как кусок льда. Он убежден, что люди существуют только для того, чтобы их использовать – для работы или развлечения, и даже тогда они пригодны лишь на определенный период времени, после чего от них надо избавляться…

Я нахожу перемену в отношении Герберта к принцу Вильгельму интересной с психологической точки зрения: она указывает на то, что он не удостоился со стороны принца того внимания, которого желал и которым, как ему казалось, он уже пользовался»37.

Во время болезни отца принц Вильгельм несколько раз ссорился с матерью. Об одной из размолвок кронпринцесса написала королеве Виктории:

...

«Ты спрашиваешь, как Вилли вел себя, когда был здесь! Он был груб, раздражителен и дерзок до невозможности, когда приехал, но я ответила ему, боюсь, даже резко, и он сразу стал милым, любезным и дружелюбным (как ему казалось) – по крайней мере естественным, и мы поладили. Он начал с того, что отказался идти со мной на прогулку, объяснив, что «у него много дел – ему надо поговорить с докторами». Я сказала, что доктора должны докладываться мне, а не ему, после чего он заявил, что у него «приказ императора» настаивать на том, чтобы все делалось так, как надо, следить, чтобы докторам не мешали, и докладывать императору о папе! Я сказала, что в этом нет необходимости, поскольку мы сами сообщаем императору обо всем. Он говорил в присутствии других, полуобернувшись ко мне, и я сказала, что пойду к отцу, расскажу ему о его поведении и попрошу, чтобы ему запретили бывать дома, – и он ушел. После этого он прислал гр. Радолинского передать мне, что он вовсе не хотел быть грубым и просит меня ничего не говорить Фрицу»38.