15 ноября было подписано Соглашение между Северогерманским союзом и великими герцогствами Баденом и Гессеном об основании Германского союза и принятии союзной конституции[2223]
. Другие планы, в частности, о создании двойственного союза, что предлагала Бавария, не имели под собой реальной основы и перспективы, хотя Бисмарку было и нелегко примирить прусскую и баварскую корону, поскольку «сопротивление <Вильгельма I> принятию титула императора стояло в некоторой связи с потребностью добиться признания превосходства именно своей родовой прусской короны в большей мере, нежели императорского титула»[2224]. Предложенное Бисмарком решение гарантировало Пруссии доминирование в новом, Втором Рейхе и защиту от дальнейших уступок парламентаризму в Германии. Канцлер верно предполагал, что признание распространения власти прусской короны на южногерманские государства было бы воспринято населением этих государств, но, прежде всего, Баварии, враждебно. В то же самое время присяга германскому императору, в титуле которого была «большая центростремительная сила», была бы присягой «не иноплеменному соседу Баварии, а соотечественнику»[2225].В результате состоявшихся переговоров с королевствами Баварией и Вюртембергом было принято решение об увеличении в конституции Северогерманского союза значения федеральных элементов[2226]
, что дало повод «Санкт-Петербургским ведомостям» критически отметить: «Политическое устройство Германии в сущности остается достаточно уродливым <…> оно не открывает собой новой эры, а скорее напоминает блаженной памяти Германский союз»[2227].На этой новой основе Бавария присоединилась 23 ноября к договору между Северогерманским союзом, Баденом и Гессеном[2228]
, а через два дня, 25 ноября к этому договору присоединился и Вюртемберг[2229].На открытии Северогерманского рейхстага 24 ноября «правая рука» Бисмарка, министр без портфеля Рудольф фон Дельбрюк, участвовавший как раз в подготовке и подписании ноябрьских договоров, зачитал торжественное обращение Вильгельма I[2230]
. В нем прусский король объявлял о подписании ноябрьских договоров. Тяготы войны и сплоченность германского народа перед врагом доказывала, по мнению прусского короля, что «между югом и севером <Германии> необходима более тесная связь, нежели международноправовые договоры», что создание совместных институтов станет достойным вознаграждением за понесенные немцами жертвы и потери в освободительной войне. Как писали «Московские ведомости», «теперь вместо Германского союза является империя, сильно организованная для наступления и неудержимо завоевательная по своей природе»[2231].Неожиданный но долгожданный в Германии успех объединенных войск во Франции способствовал небывалому росту национального самосознания в Германии в этот период. Как отмечал известный германский политик, депутат от Национал-либеральной партии Эдуард Ласкер, «многие тысячи газет по всей Германии с неослабевающей силой продолжают воспламенять чувство патриотизма, но такое высокочтимое поведение прессы является всего лишь отголоском наших сердец»[2232]
. На заседаниях Северогерманского рейхстага депутаты уже в открытую говорили об объединяющей силе Пруссии, «едином германском народе» и «единой Германии» как мечте, которую немецкий народ пронес сквозь века и которая чудесным образом воплощалась на их глазах[2233]. В рейхстаге испытывали такой восторг, что отдельные депутаты, как, например, представлявший Свободно-консервативную партию Франц Кюнцер, сожалея о реализации малогерманского пути объединения, возлагали надежды на то, что в скором времени будет найдено решение о воссоединении с объединяемой Германией также и непосредственно германских земель Австрийской империи[2234].Ноябрьские договоры вступили в силу 1 января 1871 г. в обновленной конституции Северогерманского союза (фактически переименованного уже 10 декабря в Германскую империю), что можно считать официальной датой образования Германской империи[2235]
, германского национального государства на малогерманской основе под главенством прусского дома Гогенцоллернов[2236]''". Как отмечал депутат Северогерманского рейхстага и один из основателей Свободно-консервативной партии Карл Рудольф Фриденталь, Вильгельм I продемонстрировал, что в отличие от Габсбургов династия Гогенцоллернов не использовала свое положение в своекорыстных целях, но «служила общему благу и использовала власть, которой он обладает в своем народе, только для общего блага»[2237].