Бисмарк. «Железный канцлер»

К вечеру сражение превратилось в элементарное избиение германской артиллерией окруженных и сгрудившихся на ограниченном пространстве частей неприятеля. Началась массовая сдача в плен французских солдат. В половине пятого над руинами Седана появился белый флаг.

В половине седьмого вечера Наполеон прислал офицера с заявлением о капитуляции. Вильгельм согласился начать переговоры и назначил ответственным лицом Мольтке. С французской стороны переговоры вел командующий, генерал Вимпффен, с немецкой к Мольтке присоединился Бисмарк, без которого шеф генерального штаба предпочел бы обойтись. Французам были поставлены весьма жесткие условия: армия сдается в плен со всем оружием и амуницией. Вимпффен попробовал торговаться, изображал готовность продолжить сражение на рассвете, однако Мольтке прекрасно чувствовал ситуацию и был непреклонен: «Вы не сможете драться. Впрочем, перемирие истекает в 4 часа утра, и я прикажу войскам вновь открыть огонь»[411].

Бисмарк попытался достичь компромисса, прошептав на ухо Мольтке несколько слов; как сказал один из свидетелей этой встречи с французской стороны, «мне показалось, что между господином Бисмарком и генералом Мольтке существовала некая разница во взглядах; если первый был в принципе не прочь завершить войну, генерал стремился ее продолжить»[412].

И действительно, с политической точки зрения канцлер не видел особых преград для заключения мира — Франция потерпела поражение и уже не в состоянии была мешать объединению Германии, переговоры о котором с южногерманскими государствами должны были вскоре начаться. Мольтке же рассуждал с военной точки зрения — враг еще не разгромлен окончательно, значит, кампания не завершена. В конечном счете, здесь, на поле брани, а не на паркете дипломатических салонов, решающее слово должно оставаться за ним. Единственное, чего удалось добиться Вимпффену — продления перемирия до 9 часов утра.

Следующим к пруссакам явился сам император, который надеялся добиться лучших условий капитуляции. Он настаивал на встрече с королем, однако Бисмарк был непреклонен: свидание монархов возможно только после подписания капитуляции. Заодно канцлер поинтересовался возможностью начать мирные переговоры. Наполеон III заявил, что, будучи пленником, не вправе говорить от имени Франции. После этого Бисмарк в значительной степени утратил интерес к императору и не стал мешать военным ставить те условия, которые они считали нужными.

«Я нашел его в бедной крестьянской хижине около наших форпостов сидящим в полной униформе на деревянном стуле в ожидании встречи с королем, — писал Мольтке домой об этих событиях. — Он был спокоен и полностью покорился своей судьбе. Вскоре после этого наши условия капитуляции были без дальнейших проволочек подписаны несчастным Вимпффеном. (…) На следующее утро под проливным дождем долгая вереница повозок под эскортом эскадрона гусар двигалась по шоссе (…). Граф Бисмарк наблюдал за ней с одной стороны улицы, я — с другой, пленный император поприветствовал нас, и отрезок мировой истории ушел в прошлое»[413].

Бисмарк, со своей стороны, относился к пленному монарху с подчеркнутой вежливостью. Именно с Наполеоном он планировал начать мирные переговоры. Действительно, казалось, что теперь кампания должна завершиться. Половина регулярной французской армии была уничтожена, половина блокирована в Меце. Разрозненные подразделения, которыми все еще располагало правительство империи, не представляли для немцев серьезной угрозы. Однако события развивались вопреки известной практике кабинетных войн.

* * *

4 сентября в Париже произошла революция, покончившая с властью Бонапарта. Было сформировано «правительство национальной обороны» во главе с генералом Трошю. Прусское политическое руководство на некоторый момент оказалось в растерянности, не зная, кто является легитимным правителем Франции: пленный Наполеон или парижские республиканцы? Правительство национальной обороны было готово заключить мир, но без всяких аннексий и контрибуций — в противном случае его дни были бы скоро сочтены. Уже 6 сентября новый министр иностранных дел Жюль Фавр официально заявил, что его страна «не уступит ни дюйма своей земли и ни одного камня своих крепостей»[414]. Это было заявление, которое фактически закрывало путь к скорому миру.

В Германии же все большую популярность приобретало требование аннексии Эльзаса и Лотарингии, северо-восточных провинций Франции, которые были двумя веками ранее отторгнуты у Священной римской империи германской нации. Это требование поддерживали, во-первых, представители национального движения, требовавшие восстановить историческую справедливость. Во-вторых, на аннексии настаивали военные, полагавшие, что тем самым удастся создать естественный оборонительный барьер против дальнейших французских атак. По словам Морица Буша, уже в августе «все немцы смотрели на занятую нами страну как на свое будущее владение»; раздавались даже призывы аннексировать французскую территорию вплоть до Марны[415].