Бист Вилах. Красный город

Что удивительно – помещение было весьма затхлым и прокуренным, свет еле горел, с кухни шёл угарный запах лука и щей, но в заведении были официанты! Раньше бы сказали – половые. В этом трактире их имелось, похоже, целых два. Но надо отдать им должное: они действовали умело – летали с подносами так, словно у Тестова или в «Эрмитаже». В общем, что тут скажешь? Заведение без изысков, однако для русского колорита весьма и весьма приемлемое. Но остолбеневшие французы, похоже, не разделяли мнения историка.

– Да уж, это не «Ледуайен»! – пробормотал Банвиль.

Дариор лишь саркастически усмехнулся и поспешил занять ближайший стол.

К нему сию же минуту (вот это обслуживание!) подскочил официант в когда-то белой рубахе:

– Чего изволите?

Прежде, чем историк успел ответить, на скамью уселся Мортен и с видом знатока принялся заказывать:

– Утиное конфи, затем, спустя пятнадцать минут, подавайте Фуа гра, но только не холодное, поджаренное! А то знаю я вас! – Комиссар строго пригрозил пальцем. – Можно ещё Буден, сыр… Ну и, пожалуй, Ch^ateau Lagrange или Ch^ateau Margaux, что там у вас есть? Думаю, одной бутылки хватит. Хотя нет, чего уж там – несите две!

Разумеется, изысканная французская речь поставила трактирного «ваську» в тупик. Впрочем, даже если бы Мортен изъяснялся на русском языке, официант всё равно бы ни слова не понял. Он лишь изумлённо вылупил остекленевшие глаза и молча ими хлопал.

– Принесите что-нибудь обычное, – примирительно пояснил Дариор, – то, что все заказывают.

– Исполним-с, – кивнул официант и, бросив ещё один остолбенелый взгляд на комиссара, бойко зашагал прочь.

Мортен и лейтенант расселись напротив Дариора и стали придирчиво оглядывать помещение. Дариор же больше внимания уделил публике. Здесь, как уже говорилось выше, народ набрался самый наипестрейший. За одним из боковых столов резались в карты, вокруг плотным кольцом смыкалась орущая и бранящаяся шобла. В углах тихо восседали здоровенные бугаи – видимо, громилы. В их задачу входило заприметить подвыпившего богатенького гуляку и уже на улице, в тёмном уголке, огреть его чем-нибудь и ограбить. Бесхитростная работёнка, зато прибыльная. Было двое-трое балалаечников – доморощенных музыкантов. До Трояновского и Зарубина им, конечно, далеко – они знали всего по три-четыре песни, зато играли их каждый раз по-новому, отчего создавалось впечатление, что в их арсенале не один десяток мелодий! Были откровенные забияки. С помощью русского красноречия эти виртуозы матерной словесности провоцировали богатых пьянчуг на драку и в суматохе мордобоя тырили у них бумажник или часы. Гуляки же, в свою очередь, мигом трезвели и бежали домой за подмогой. Там, во дворах, их и нагоняли громилы и обирали до нитки. Получался этакий круговорот преступности в районе: те помогают этим, эти – тем. Так и живут.

В общем, ничего не изменилось. Каким был русский простонародный трактир до революции, таким и остался. Разве что стал беднее и грязнее. Теперь сюда иногда забегали суровые люди в кожаных куртках с быстрыми глазами. Эти вели себя прилично и строго зыркали вокруг, пытаясь вглядеться в каждое лицо. От них-то громилы по углам и жались – не было им теперь такого раздолья, как при царском режиме! Сначала чекисты, потом милиция, ГПУ, народные добровольцы… кого только не развелось!

Проанализировав состав посетителей кабака, Дариор расстегнул походный чемодан и вытащил отличную трость из железного дерева – бережёного Бог бережёт. Так спокойнее.

Но всё же основу публики, разумеется, составляли непросыхающие пьяницы. Этих здесь было полно. Куда ни глянешь – везде они. Вот, например, у правой стены зала их набралось десятка полтора, не меньше. Этакий пролетарский кружок по интересам. Правда, сейчас в кружке, похоже, царил тихий час – утомлённые пролетарии штабелями лежали на столах, а под ними – на полу – вповалку располагался второй ряд. Оттуда доносились храп и бессвязное бормотание. Ненароком взглянув на комиссара, Дариор заметил, что тот с явным интересом наблюдает за этой «кучей малой».

Дариор улыбнулся.

– Хотите туда, комиссар? Винца возжелали?

Мортен раздосадованно обернулся и встретил насмешливый взгляд историка.

– Идите к чёрту, Дариор! – беззлобно хмыкнул комиссар.

А Банвиль закончил свои наблюдения и, кажется, в целом остался шокирован, но доволен. Опираясь именно на экспрессивные эмоции, он и попытался высказаться:

– Не скрою: увиденное здесь меня сильно удивило. Вряд ли где-то во Франции можно найти такое заведение. Ну, а с другой стороны, не в этом ли заключается колорит русского быта?

– Плевал я на колорит! – вульгарно ответил Мортен. – Главное, чтобы кормили пристойно. В конце концов, мы не в Париже, а на задворках мира. Не будем забывать этого. Да и во Франции я видал всякое. В портовых-то кабаках…

Эти пересуды коробили душу историка, настроившегося на патриотические чувства. Да, государство развалено, но едва ли его можно назвать задворками мира.

– Послушайте, – начал было Дариор, да так и замер, устремив взор на только что вошедшего в трактир человека.