Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963

Художник Ларри Райвез, старинный нью-йоркский приятель Аллена, приехал в Париж на месяц: он играл на саксофоне в разных джазовых группах. Днем они с Алленом часто сидели за столиками кафе, находящимися на улице, и наслаждались весенним солнышком. Райвез хорошо знал Париж, в 1950 г. он прожил в городе восемь месяцев — писал стихи, хотя к тому времени у него уже была одна собственная выставка картин в Нью-Йорке. Как-то утром, когда Аллен прогуливался с Грегори по бульвару Сен-Жермен, его окликнули с террасы «Двух макак». Это оказался индийский поэт Дом Морес, с которым Аллен познакомился два месяца назад в Лондоне. Морес и его подруга Генриетта Эббот приехали в Париж на время пасхальных каникул и пригласили их за свой столик. Грегори не терял времени и сразу же спросил Генриетту: «Хочешь переспать со мной, малышка?» Она отказалась с довольной улыбкой. Грегори рассказал, как остро он почувствовал присутствие Бога, когда увидел, как из Сены вытаскивают труп, и они тут же пустились в глубокие рассуждения о Боге, в этой беседе Аллен показал себя неистощимым и красноречивым оратором. Аллен и Грегори ушли, на следующее утро пригласив их позавтракать в гостиницу.

Когда на следующий день Дом и Генриетта пришли и поднялись в маленькую комнатку под чердаком, в которую недавно перебрался Грегори, завтраком и не пахло. Их встретил Билл Берроуз, и Морес почувствовал, что здесь живут все трое. В комнате было несколько чемоданов, она была завалена исключительно литературой, имеющей отношение к битникам, которую Аллен стал показывать и обсуждать с Домом, в то время как Билл закатал штанину, чтобы Генриетта могла видеть следы от уколов у него на ноге. Морес писал: «Голубь заворковал у окна, он мгновенно опустил брючину и тихо сказал: „Птицы, ненавижу птиц“.

— Пищащие крылатые с клювом, — закричал Корсо, вспрыгивая на подоконник. — Пошли вон, птички!

Птица лениво поднялась и улетела, еще некоторое время мы видели, как она парит в лучах мартовского света».

Грегори скатал самокрутку — сначала ее взял Морес; Генриетта, казалось, тоже знала, что с ней делать, — и комнату наполнил благоуханный аромат. В автобиографии Генриетта писала:

«Я немного покурила и отправилась на поиски женской уборной. Это было крохотное помещение, в дырке по центру лежал самый огромный кусок дерьма на свете. Аммиачная вонь не давала проникать кислороду, и я пописала прямо сверху на дерьмо, слезы лились из глаз, стекали по лицу и струйкой падали на ключицы.

Я попятилась.

— Хуже, чем вы, не бывает, — зло, решительно и страстно заявила я.

— Нет, это турок сверху. Он делает это каждое утро».

Потом Аллен и Грегори вытащили их познакомить с Ларри Райвезом. Билл остался дома. Райвез был с молодой американкой. В автобиографии Морес писал: «Они подскочили к ней и предложили всем раздеться и заняться любовью прямо на тротуаре. „Как Уильям Блейк и ангелы!“ — кричал Корсо. Девочка очень расстроилась и расплакалась, поэты сильно заволновались и принялись утешать ее, читать стихи, гладить по голове, а Корсо достал из кармана конфеты». Им понравился Морес и его подружка, и они часто виделись с ними и показывали им достопримечательности. Они ездили по Парижу во взятом напрокат автомобиле и иногда делали спонтанные записи стихов. Морес предложил организовать для них чтение в Оксфорде, если во время учебного года они еще раз приедут в Англию.

Пришла весна, на Сене стоял густой туман, высокая вода быстро бежала вдоль набережных. В конце марта был первый теплый день, и Аллен с Биллом смогли дойти до отделения почты без пальто; на Билле был свитер с высоким воротом, а на Аллене — пиджак из шотландки. Случайно они наткнулись на их приятеля Ли, он получал деньги по датскому чеку, и с изумлением обнаружили, что тот был трезв. В «Старом флоте» на бульваре Сен-Жермен они нашли Грегори, который сидел и беседовал с молоденькой рыжеволосой француженкой в голубой кофте. У нее, судя по счастливому выражению лица Грегори, уже, несомненно, вынашивавшего самые блестящие планы, водились деньги.