Бите-дритте, фрау мадам

Пашке Панфилову действительно было не так уж и плохо. Он сидел в переделанном под камеру коридоре, ярко освещенном люминесцентной лампой. Обе двери (в головах и ногах), ведущие из коридора черт знает куда, были накрепко закрыты. Они открывались только для того, чтобы дать пленнику возможность добрести до туалета и вернуться под бдительным приглядом гориллоподобного гангстера.

Прошло уже больше суток с того момента, как высокий мужчина в черной маске, перенявший Пашку с рук на руки у предательницы-Ники, опустил брыкающегося и царапающегося мальчишку на лежащий возле бетонной стены матрац. Но слова, сказанные ровным хриплым голосом, до сих пор отдавались у Пашки в ушах:

– Не дергайся, парень. Ничего с тобой не случится, если, конечно, твой папочка глупостей не наделает. Сиди тихо и все будет «зер гут».

– Это точно, – заржал вдруг второй похититель. – И «зер» ему будет, и «гут». И наверное, уже сегодня ночью.

– Ты о чем?

Высокий как бы нехотя развернулся ко второму бандиту, но тот почему-то сразу поперхнулся и забормотал:

– Да так, ни о чем. Я думал, ты лучше меня шефа знаешь…

– Конечно, лучше, – согласился высокий. – Но я не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что знаешь о нем ты.

– Так я это…

– Так ты это мне расскажешь, – подвел черту высокий. – Иди в гараж, Серый, и жди меня там. Я сейчас.

Дважды упрашивать Серого не пришлось – дверь за спиной Пашки громко хлопнула, и предательские мурашки побежали по вжавшейся в бетон мальчишеской спине. Оставаться наедине с обманчиво спокойным человеком в черной маске и не бояться было выше Пашкиных сил.

– Не бойся. – Высокий протянул было руку, чтобы потрепать мальчишку по затылку, но вовремя передумал – зубы Пашки клацнули в каком-нибудь миллиметре от узловатых пальцев. – Не бойся, волчонок. Пока я здесь, тебе нечего бояться. Наверное… Главное, чтобы я тебя услышал.

И он услышал – потому что Пашка орал как резанный.

Вырванный из тревожного сна чьим-то хриплым дыханием и тяжестью навалившегося тела, Пашка Панфилов испустил такой душераздирающий вопль, что у него самого заложило уши. Но огромная ладонь тут же с размаху запечатала ему разом и рот, и нос, дышать сделалось совершенно невозможным, а сил на сопротивление уже не осталось. Теряя сознание от ужаса и удушья, Пашка успел увидеть ухмылку на потном лице насильника и то, как она сменяется гримасой непереносимой боли.

– Я тебя, сука, сейчас кастрирую, – послышался знакомый голос высокого. – Причем вручную.

– Это не я!.. – не то пролаял, не то провизжал Серый, оставив безуспешные попытки вывернуться из костоломного захвата.

– А я почему-то в этом не уверен. – Высокий еще сильнее сдавил что-то Серому, и тот, взвыв, уткнулся носом в шершавый пол.

Вышедший из столбняка Пашка наконец сумел отползти назад, немного отдышаться и взглянуть на своего спасителя. На этот раз он был без маски, и мальчишка на всякий случай постарался как можно лучше запомнить хмурое сосредоточенное лицо. Высокий, абсолютно седой мужчина, удобно усевшийся на беспамятном Сером, криво улыбнулся:

– Я же говорил, не бойся. Дядя Штольц тебя в обиду не даст. Да не трясись ты так – зубы сломаешь. На, лучше затянись.

Он вынул из кармана смятую пачку «Кэмела», прикурил сигарету и протянул Пашке. Все еще плохо соображая, что делает, мальчик глубоко затянулся и тут же зашелся в приступе кашля.

– Нормально-нормально. Зато теперь не будешь трястись, как на электрическом стуле. – Штольц взъерошил мальчишеский затылок. – А сейчас попытайся заснуть.

Зажав сигарету в зубах, он ухватил Серого за воротник и потащил к двери. Вскоре в импровизированной камере уже ничто не напоминало о происшедшем. Только хриплое дыхание мальчика, свернувшегося на грязном матрасе, нарушало воцарившуюся тишину.