Надо сказать, что во время обыска и чаепития я по большей части отбивалась от вопросов: «на фига мне это надо?», «где Леша?» и «что я собираюсь делать дальше?», задаваемых по одиночке и хором. Приходилось отмалчиваться, отговариваться военной тайной и заверять заинтересованные стороны в том, что все под контролем.
Неудивительно что, осатанев от этого бесконечного допроса, я вернулась в беседку, чтобы обследовать несколько перспективных щелей, которые еще не успела осмотреть. И нашла. Белый прямоугольник завалился между досками возле самой ножки стола. Перочинный нож сам прыгнул из кармана в руку. Длины лезвия как раз хватило, чтобы зацепить уголок визитки и, прижав к краю доски, осторожно потянуть вверх.
Еще немного. Совсем чуть-чуть. Пальцы аккуратно перехватывают картонный уголок, я уже вижу черную вязь телефонного номера, так необходимого мне сейчас. Еще одно движение и…
И меня швыряет носом в пол. На спину валится несусветная тяжесть, а руки как будто хрупкие веточки трещат в профессиональном захвате.
– Лежать, не дергаться, – предупреждает грубый голос, как будто я могу пошевелить хотя бы пальцем, без риска с головой погрузиться в омут одуряющей боли. – Лежать, падла!
Меня обшаривают проворные руки, отшвыривают прочь перочинный нож, а следом с моего пояса исчезает и мобильник.
Мама дорогая! Что же теперь делать? Растерянность наваливается почище усевшегося на мне омоновца. В голове вперемешку с туманом страха крутятся отрывки рассуждений Павла Челнокова, которыми он, как практикующий адвокат несколько раз доставал меня после обмывания выигранных дел. Кажется, в моем случае лучше всего идти в полный отказ. Улики на меня могут быть только косвенные. Ведь под маской моего лица никто не видел. Но тогда, как они вообще узнали, что это я умыкнула Панфилова? Ничего не понимаю. Как не понимаю и того, кто же вызвал стражей порядка? Неужели все-таки Саша?
Но едва меня подняли с досок беседки, как все сразу встало на свои места. Журналистка Оксана вовсю щелкала своим мобильником, запечатлевая мой арест для своей паршивой газетенки. Глаза женщины горели азартом заправского охотника, а то, что два подполковника милиции снисходительно взирали на ее фотовспышки, наводило на мысль о том, что своим арестом я обязана именно ей. Но, черт побери, как она меня узнала?
Пока мое слабо сопротивляющееся тело заталкивали в милицейский уазик, на крыльце поочередно появились Николай, Саша и Зацепин. Что они объясняли представителям органов правопорядка, для меня так и осталось загадкой – зарешеченный «воронок» взревел мотором и я, уныло глядя на обхватившие запястья отнюдь не золотые браслеты, начала готовиться. Разумеется, к самому худшему.