Бите-дритте, фрау мадам

– Значит, вы продолжаете утверждать, что Панфилова не похищали? – Чернявый с проседью подполковник, прожигал меня глубоко посаженными глазками вот уже целых два часа. А до этого еще два часа меня допрашивал второй подполковник с лысиной на пол головы и серыми водянистыми глазами. А до этого… Короче, допрос длился уже шесть часов. Солнце, хорошо видимое в зарешеченное окно районного отдела внутренних дел, уже перевалило за полдень и все ближе подбиралось своими лучами к моим перемазанным глиной кроссовкам. А оба подполковника все ближе подбирались к сути.

– Ты понимаешь, что мы с тобой рассусоливать не будем? – проникновенно внушал мне лысый подполковник, ввалившийся вне очереди в кабинет. – Куда ты спрятала заложника? Отвечай!

Давно миновали те времена, когда я вжимала голову в плечи, заслышав громкую ругань соседа по переполненному автобусу, но и преуменьшать опасность было бы глупостью. Со мной действительно не будут долго мучиться, а предпочтут помучить меня. Как далеко смогут они зайти, и как далеко смогу зайти я в своем упрямстве и чувстве долга? Всеми силами стараясь отогнать от себя эту мысль, я продолжала твердить:

– Вы меня с кем-то путаете. Я никого не похищала. Вы же сами говорили, что якобы я в маске была. Тогда как эта долбанная журналистка могла меня опознать?

– А вот как! – Лысый схватился за наручники и развернул мои руки ладонями вверх. – Вот по этому самому порезу! Журналистка Оксана Корнеева утверждает, что узнала его. Она увидела порез у вас на руке во время вашей последней встречи в музее Панфилова. И точно такой же порез она заметила у похитителя, когда он ладонью уперся в стеклянную дверь.

– И вы задержали меня только на основании этих показаний? – я старалась говорить спокойно и размеренно. – Да мало ли кто может порезать себе ладонь. Она ведь видела мой шрам и шрам похитителя едва ли несколько секунд. Как она может утверждать, что один и тот же шрам?

– Значит, может, – вмешивается первый подполковник. – Гражданка Корнеева утверждает, что у нее фотографическая память. И после того, чему она стала свидетелем в незаконном детском лагере, организованном Панфиловым, ваш шрам она никогда не забудет. Кстати, о том нападении мы потом поговорим. А пока еще раз: где вы были вчера с половины одиннадцатого…

Мы толкли воду в ступе еще несколько часов. Из последних сил я удерживалась от того, чтобы не упасть с неудобного табурета. Зверски ныла спина, а жажда мучила так, что впору было выпить половину Байкала.

– Да зачем мне его похищать?! – мой истеричный выкрик заставил подполковников значительно оживиться. Чернявый, вон даже со стола соскочил, а лысый привстал с мягкого кожаного кресла.

Моему измученному мозгу потребовалось значительное время, чтобы сообразить, они просто приветствуют неслышно вошедшую в кабинет персону. И хотя нежданный посетитель находился точно за моей спиной, я уже догадалась, кого именно в РОВД встречают с таким почетом.

– А затем… – звучный голос Петра Петровича Иловского, памятный еще по пресс-конференции, не предвещал мне ничего хорошего, как и его разгневанный обладатель. – Тебе понадобилось похищать Панфилова, потому что за это похищение заплатила его жена.

Кажется, такое заявление внесло смуту даже в умы всякое повидавших подполковников. Не то, что в мою бедную измученную голову. Я смотрела на обманчиво спокойного Иловского и холодела при мысли, что он действительно верит в то, о чем говорит.

– Бред! – у меня еще нашлись силы фыркнуть в ответ.

– Да нет, не бред. – Иловский как-то плавно переместился за стол моих дознавателей, беспрекословно усевшихся на боковые стулья, и, перегнувшись через прожженную в нескольких местах столешницу, пояснил: – Я тут провел свое маленькое расследование и выяснил, что в семье моего партнера по сделке не все так безоблачно. Например, чудный ребенок – Пашка, как оказалось, не имеет никакого отношения к Алексею Панфилову. Он всего лишь сын его лучшего друга Николая Чинарова. Так что, исчезни сейчас бизнесмен Панфилов, его благочестивая женушка унаследует бизнес своего муженька и, наконец-то, сможет соединиться со своим любовником Чинаровым в новую крепкую семью. Настоящая мама, настоящий папа и общий сынок – не правда ли умилительно? Вот тебе и заплатили за то, чтобы ты похитила того, кто тебе доверял!

– Вздор, – я хотела, было, рассмеяться, но смех умер не родившись. – Если бы Саша хотела избавиться от мужа, то не стала бы мне платить за его похищение. Достаточно было вколоть ему тонюсенькой иглой дозу инсулина, и она уже вдова. Так что…

Тут в моем пересохшем горле что-то скрипнуло, не дав закончить фразу. Мама дорогая, как же я не догадалась раньше! Тот случай в кафе! Иловский не имеет нему никакого отношения. Стал бы он городить такой огород, если бы просто хотел избавиться от Панфилова? А если не хотел избавляться, то… Ой, Саша-Саша, безутешная жена. Как же ловко ты обманула всех нас! А Николай? Он не мог не знать, что она собиралась сделать. Или мог?

Я уже наполовину придумала обличительную речь, которую собиралась произнести перед преступной парочкой, когда Иловский не выдержал:

– Ты скажешь, где спрятала его, сука?! Не понимаешь, кому дорогу перешла?! Думаешь, что с тобой будут церемониться? Ошибаешься. Сегодняшняя ночь запомнится тебе надолго. И рада будешь забыть да не сможешь!

Неожиданный резкий удар свалил меня вместе с табуретом. Машинально прикрыв лицо, я сумела увернуться от ботинка летевшего мне прямо в переносицу, зато получила пинок в правую почку. Лысый подполковник стоял надо мной, разминая кисти, и улыбался так, что скулы сводило в ответном волчьем оскале. Я понимала, что сопротивление только добавит им злости, но ничего не могла поделать с ненавистью, уже начавшей превращать тело в бесчувственное орудие убийства. Так что второй удар чернявого пришелся по валявшемуся на полу табурету. Я была уже на ногах, и все могло бы кончиться для меня (и не только) очень плохо, но осторожный стук в дверь остановил подавшихся ко мне блюстителей закона.

– Товарищ подполковник, – обратился к лысому, вошедший лейтенант. – Вот. Товарищ капитан велел вам передать.

Печатный лист, расчерченный ровными строчками, лег на стол, над которым тут же склонились обе подполковничьи головы.

–..! – выругался чернявый. – Он, что, с кресла своего упал? С какой стати?

– Что там? – нахмурился воротила игорного бизнеса, окидывая милиционеров тяжелым взглядом.

– Постановление прокурора. Ее отпускают под подписку.

Надежда, вспыхнувшая в моей душе, могла превратить здание РОВД в кучку мелкого пепла.

– Ерунда, – Иловский угрожающе приподнялся над стулом. – Прокурора нет в городе. Я точно знаю. Он в вип-городке справляет день рождение дочери.

– Подписано сегодня, – лысый с сомнением покачал головой. – Бланк, печать… Все по форме.

– Так вы, что, собираетесь отпустить ее?! – густые брови Петра Петровича поползли вверх.

– Ну… – протянул чернявый. – Вроде обязаны…

– А если постановление придет к вам только завтра… – предложение Иловского безжалостно стянуло меня с небесных облаков на грешную землю. Одной ночи проведенной в этих стенах мне хватит, чтобы остаться инвалидом на всю жизнь. Если, конечно, я не дам им то, что им нужно – Панфилова. Но тогда срок за похищение человека мне обеспечен. Вот и выбирай из двух зол…

– Э-э-э, товарищ подполковник… – лейтенант переминался с ноги на ногу. – Так ведь все уже зарегистрировано…

– Как зарегистрировано? – лысый резко повернулся к нему. – Я ведь Маринку уже два часа как домой отпустил. Она при мне ушла.

– А ее адвокат привел. Вот она и зарегистрировала. И постановление он принес.

– Что?! Кто?! – удивленное мужское трехголосье прозвучало на редкость слаженно. Как будто много лет тренировались…

– Адвокат, – лейтенант даже попятился. – Вот этой адвокат. У него и бумага есть, что он ее интересы представляет.

Звонок мобильника в повисшей тишине, прозвучал в два раза громче, чем обычно.

– Алло, – чернявый поднес трубку к уху. – Да. Да. Но… Я понял. Да. Договорились.

– Прокурор? – сообразительности господину Иловскому было не занимать.

– Угу, – кивнул слегка обалдевший подполковник. – Придется отпустить. Сейчас. Это сколько же ему забашляли если он на такое пошел?

– Интересно… – Иловский смотрел на меня теперь совсем по-иному. – И кто же твоя крыша?