Бите-дритте, фрау мадам

– Мама дорогая, – пробормотала я, ища, куда бы спрятаться от обрушившихся на меня эмоций. – Как же вы теперь?

– Не знаю, – Саша провела рукой по глазам. – К шведской семье я еще морально не готова.

– Я тоже, – ни с того ни с сего сорвалось у меня с языка, и два вопросительных взгляда воткнулись мне в переносицу.

– Это ты про «адвоката» и «переводчика»? – первой догадалась Саша. Все-таки женские души, что ни говори, во многом настроены в унисон. Задень одну, завибрирует и вторая. – Не знаешь, кого выбрать?

– Знаю! Никого! – прошипела я, в миг припомнив все грехи обоих неудавшихся женихов. – Ладно, все. Проехали. И мне ехать пора. Меня в девять утра, между прочим, в РОВД на допрос ждут. А еще надо Панфилова вашего проведать. И если он пришел в себя все ему объяснить.

– А если он не пришел в себя? – Саша смотрела на меня, как на замедляющее бег колесо рулетки.

– Тогда что-нибудь придумаем, – моя рука дернулась в отметающем сомнения жесте. – А вы срочно на автобус. Да, еще дайте-ка номер сотового, по которому я смогу с вами связаться. На всякий случай.

С трех попыток запомнив номер Панфиловой, я покинула коттедж и, усевшись в «Опель», тихо покатила по улице. После всего услышанного в душе что-то царапало и скреблось. Лучше бы я их в убийстве подозревала, честное слово. Было бы и проще, и понятнее. А так… Интересно, а как бы я поступила на месте Саши?

Этим вопросом я задавалось почти весь путь до Дмитровки. Пока, войдя в стоящий нараспашку дом Семена Романовского, не нашла в нем ни одной живой души. Ведь нельзя же считать живой душой измученного похмельем хозяина, уткнувшегося на кухне в вышитое полотенце, доставшееся ему еще от прабабушки, и рыдающего в голос.

– Прос-т-ти, Никочка! – ревел бугай, размазывая пьяные слезы. – Все водка. Паленая. Все она, злодейка! Приезжали за ним. От Иловского. А я, а я…

Наполовину полная бутылка водки была сметена могучей дланью упакованной в лубок. И я, внутренне холодея, поняла: если Семен решился на порчу столь ценного продукта, значит, дело действительно плохо.

– Они его забрали? – я устало опустилась на стул. – Как же они узнали, что он у тебя?

– Я виноват, – Семен склонил покаянную голову на грудь. – Я по всей деревне прошел. Каждому в глаза поглядел и сказал, чтобы рот на замке держали, а то…

Кулак Романовского с грохотом опустился на столешницу, отчего вся посуда с жалобным звяканье подскочила на пол ладони.

– Сволочи! Узнаю, кто проболтался, убью!

– Да как они узнали, что здесь надо искать?

– А никак. Они в музей приезжали. Никого кроме этого историка чокнутого не нашли. Поговорили с ним, как следует, ничего не узнали и решили к нам для очистки совести завернуть. А тут Серега ходит по деревне и на девять дней тестю своему самогон собирает. Потому, что после того, как мы его паленой водкой потравились, мужики наши решили, что водку больше не пьют. Только самогон.

– А это как же? – я укоризненно тычу в упавшую на пол бутылку.

– А это я не сам, – с гордостью отвечает Семен, выпячивая волосатую грудь из потерявшей большую часть пуговиц рубашки.

– Как это не сам? В тебя ее насильно заливали, что ли?

– Ага, – кивает он, глядя на меня честными глазами. – Насильно. Это все предатель-Серега! Купился, гад, на ящик коньяка и выболтал, что видел подозрительных мужчину и женщину, входящих ко мне в дом. Вот эти бандюги и пожаловали. Ну и повязали меня. Зря ты мне, телохранительница, руку сломала, я с ними по-другому бы поговорил. А так, срам один – с четырьмя козлами справиться не мог! Изолентой меня замотали, и давай по дому шастать. Все обнюхали. И сарай, и чердак, и погреб…

– Погоди, – мысли у меня в голове ворочались медленно, но все-таки ворочались. – Погоди. Ты хочешь сказать, что Панфилова в доме не было?

– Ес оф кос, – блеснул Романовский знанием иностранных языков. – Ни в доме, ни в сарае, ни на чер…

– Куда же он делся?!

– Ушел.

– Как ушел? Один? Он что, проснулся нормальным?

– Нормальным – ненормальным, а выпить оказался не дурак, – «успокоил» меня Семен. – Я ему сразу с утра полстакашки налил, для промывания мозгов. Потом еще полстакашки…

– Господи, ты ж его убить мог! – ахнула я. – Алкоголь поверх гипноза… Да у него еще сердце… Это же черте что могло получиться!

– Ну, что получилось, то получилось, – туманно обронил Романовский и, ничтоже сумняшеся, поставил на стол непролитую до конца бутылку. – Я тоже немножко испугался сперва. Думал, скорую придется вызывать. Но тут приходит Егоровна…

– Кто?! – я слегка опешила. – Степанида Егоровна?

– Ну, да. Баба Степа. Она раз в неделю в деревню приходит за продуктами. Видать, ей кумушки у магазина доложили, кто у меня гостит. Она и пришла. И Панфилова твоего драгоценного забрала.

– Куда? – Лимит моего удивления был исчерпан на год вперед, а соображения хватало только на односложные вопросы.

– К себе, в избушку, – как маленькой растолковывал мой собеседник, плавно превращаясь в собутыльника. Я и не заметила, что передо мной уже стоит на треть полный стакан. – Сказала, лечить его будет…