Это значит, что негативность воображения – антропологический феномен. Коль скоро человек развил свое воображение до таких вершин, на которых стоят искусство и культура, ясно, что в какой-то степени он родом не из мира сырой и грубой реальности – во всяком случае, эта реальность едва ли в состоянии дать ему полное удовлетворение. Напротив, чем дальше, тем больше и лучше человек обустраивает вокруг себя свой собственный искусственный мир, в который он окончательно и переселяется, когда все внешние узы однажды теряют свою многовековую настоятельность. Это, однако, не означает, что новый искусственный мир становится для человека той окончательной желанной родиной, в которой он находит наконец свое высшее удовлетворение. Негативность воображения продолжает работать и здесь. Поэтому художник, творец, писатель – он тот, кто не может остановиться, ибо негативность воображения без всякой устали тянет его всё дальше и дальше. Напомню: это столько же путь созидания, сколько и путь разрушения, и здесь мы далеки от наивного утопизма.
Ему нет остановки ни в природе, ни в культуре, ни в цивилизации – у него, вероятно, не может быть дома, он живет только в негативной динамике творения. Своего рода несчастное существо, приговоренное к чаемой и добровольной смерти.
*
Парадокс состоит в том, что всё это лишь отчасти
. В каком-то важном смысле человек, будучи даже художником, остается жить в мире, в природе, в культуре – во всяком случае, здесь прописано его тело, здесь обитает его разум и здесь же находят свое законное место его творения. Получается, что художник как минимум раздваивается, и части его пребывают в совершенно различных режимах бытия: одна часть живет в рациональном и воспринимаемом мире вещей, мире солидных форм и четких границ, вторая часть пребывает в непостоянстве и становлении мира воображаемых процессов, потоков и перемен. Поэтому нетрудно согласиться с проницательным Чезаре Ломброзо, который когда-то одним из первых сформулировал теперь уже затертую мысль о сущностном тождестве гения и безумца: действительно, творческий человек пребывает в состоянии перманентной профессиональной шизофрении.Отсюда все его беды, которым несть конца. Отсюда, бывает, он сам жаждет вернуться в реальность – во всяком случае, реальность обладает целым ворохом непростых механизмов, которые созданы с целью возврата заблудившегося индивида в себя
. Речь сейчас вовсе не о медицине, хотя, конечно, и ее можно запросто записать в ряд этих механизмов. Речь скорее о всем том, что вслед за Фуко можно было бы обозначить как практики субъективации. Важно теперь отметить, что все они противоположны практике письма и художественной динамике в целом, которые, как мы не единожды видели, преследуют цель десубъективации, выхода из себя и рассеивания идентичности в протеизме воображения – при этом, конечно, даже они могут быть использованы практиками субъективации против их изначальной цели (больному прописывают вести дневник, чтобы восстановить целостность личности; широко распространена так называемая художественная терапия). Художник не субъективирует себя, ибо в момент субъективации он с позиции насильственной рациональности останавливает поток воображения и тем самым перестает быть художником – со всеми оговорками по поводу языка: быть художником, исходя из всего вышесказанного, в принципе нельзя. Художник умирает в субъективирующем мире институтов – в профессии, в браке, в гражданственности, он умирает в мире классификации и иерархии, в мире страт и ячеек; в квартирах и городах, в официальных документах, где проставлены имя и личные данные, он умирает в личных данных, в личном вообще – в личности и ее традиционных характеристиках; он умирает в общественно признанной и приемлемой сексуальности, в науках и знаниях, в рациональных формах и стандартных формулах смыслопорождения; умирает в сводках новостей и прогнозах погоды, в рангах, чинах, ярлыках и бирках, его уже нет в правах человека, в представительской демократии, в налогах и сборах, в народном единстве и национальных героях. Неслучайно грядущий либеральный фашизм у Брэдбери самоотверженно жжет произведения искусства: искусство разрушает субъекта, тогда как наша задача – его создавать и блюсти.