Это восточное великодушие будет единственным, что сохранится от дзэн-буддизма с его недюжинной философией. Великодушие – а рядом с ним та негативность, которая – под видом этого великодушия-равнодушия – служит современной американской культуре вневременным укором. Об этом сказано в одном особенно вдохновенном и декларативном пассаже из романа: «Я тут Уитмена читал, знаете, что у него написано: „Вставайте, рабы, и устрашите иноземных титанов“ – я хочу сказать: вот она позиция барда, поэта, дзенского безумца, певца неизведанных троп, смотрите, бродяги с рюкзаками заполоняют мир, бродяги Дхармы, они не подписываются под общим требованием потреблять продукты и тем самым трудиться ради права потреблять, на хрена им все это говно, холодильники, телевизоры, машины, по крайней мере новые шикарные машины, все эти шампуни, дезодоранты, дрянь вся эта, которая все равно через неделю окажется на помойке, на хрена вся эта система порабощения: трудись, производи, потребляй, трудись, производи, потребляй – великую рюкзачную революцию предвижу я, тысячи, миллионы молодых американцев берут рюкзаки и уходят в горы молиться, забавляют детей, веселят стариков, радуют юных подруг, а старых подруг тем более, все они – дзенские безумцы, бродят себе, сочиняют стихи просто так, из головы, они добры, они совершают странные непредсказуемые поступки, поддерживая в людях и во всех живых существах ощущение вечной свободы, вот что мне нравится в вас, Смит и Голдбук, люди с восточного побережья, а мы-то думали, что там все давно сдохло»[138]
.Великой рюкзачной революции пока что так и не случилось, но на одно литературное поколение хватило с лихвой.
Рюкзачные революционеры отвечают репрессивной цивилизации Великим Отказом, уходя в жизнь незримо великодушной свободы. Что Дин Мориарти, что Джефи Райдер – одинаково значимые ризоматические фигуры, то есть фигуры ускользания и децентрации. В этом смысле важно, что друг с другом они не пересекаются, ведь в обратном случае их можно было бы объединить и свести к некоторому тождеству (Керуак этого не делает, и это верно, но мы-то делаем, сводя их обоих к единству ризоматических фигур). Один ускользает в поле, другой ускользает в лес, один пересекает автострады, другой – горные тропы, что-то вроде неистового и необъезженного скакуна и скачущего горного козла, при всем уважении.
Оказавшись в городе, Дин Мориарти сразу стремится удрать на шоссе; оказавшись с одной девушкой, он тут же спешит к другой – ему нельзя останавливаться, ибо движение есть принцип его существования: он – линия, а не точка. То же и Джефи Райдер: пьяный, он грезит о трезвости, трезвый – бежит в веселое пьянство; то его тянет в изрядно романтизированную Японию, в дзэнский монастырь (куда в итоге и едет), то он хочет бросить всю эту беготню и остепениться. Vanishing point.
Впрочем, не всегда Керуак последователен с этими двумя, порой он проговаривается, и принцип единства и иерархии берет свое – Джефи Райдер полагает, что буддизм куда лучше христианства и вообще всего прочего, а Дин Мориарти явно котирует жизнь обывателя куда ниже своих бродяжнических эскапад. Видимо, быть только линией вообще невозможно, и время от времени даже самое линеарное превращается в точку.
Собственно, это в первую очередь касается самого Джека Керуака: его путь – это бегство от точки к линии и снова от линии к точке, путь неслучившегося ускользания. Видимо, с этим и связана его грустная ранняя смерть – он, подобно загнанной лошади, остановился – и, сочтя это за внутреннее предательство, больше не тронулся с места.
Всё заканчивается взглядом, полным печальной утраты. Когда Дин и Джефи, когда Нил и Гари уходят своими дорогами, неподвижный писатель Джек Керуак смотрит им вслед, и мы знаем, что у всех у них впредь не будет ничего общего.
Роман «Биг Сур», произведение тоскливое и тревожное, в ряде фрагментов дает полный ответ на вопрос, почему же мы всё это знаем. Керуак под знакомым нам именем Дулуоза, находясь в глубоком и затяжном творческом, да в общем и жизненном кризисе, принимает предложение Лоуренса Ферлингетти (здесь – Лоренцо Монсанто) провести некоторое время в его доме – в Биг Сур, Калифорния, на лоне дикой природы, в окружении подлинного естества. Однако лечение природой и естеством – теми самыми, которым служит бродяга дхармы Джефи Райдер, – в случае настоящего, небеллетризованного Керуака не срабатывает: «О, Биг Сур, должно быть красиво!» – я сглатывал, не в силах понять, почему считают красивым этот блейкианский грозный ужас, эти родильные муки скрежещущих скал, эти виды, что открываются в солнечный день вдоль всего побережья на всю эту адскую стирку, дьявольскую лесопилку»[139]
.