Bittersweet (СИ)

Ромуальд вновь прижал его к стене, только теперь уже не стеклянной, а потому более безопасной, подобрался к застёжке на брюках, медленно расстёгивая пуговицу, скользя ногтем по молнии, потянул её вниз. Теперь он тоже прикрывал глаза, словно пытался сосредоточиться на собственных действиях и за счёт тактильных контактов получить наибольшее количество эмоций, запомнить предельное количество ощущений, наслаждаясь ими в полной мере.

– Нет, – ответил, удивив Илайю, успевшего позабыть, о чём они разговаривали прежде.

Чтобы понять, что именно отрицает Ромуальд, потребовалось несколько секунд, потом всё расположилось на своих местах. Ромуальд не сомневался в получении согласия, и правильно делал, поскольку отказать ему было сложно, особенно в такой ситуации, когда перспектива происходящего заводит на уровне слов и картинок, порождённых воображением.

Что уж тут говорить о реальном участии?

Казалось бы, после их первого неудачного опыта даже заикаться о чём-то подобном не следовало. Страх мог остаться на всю жизнь, да так никуда и не исчезнуть, создав огромное количество проблем. Но Илайя старался не заострять внимание на том, что могло быть, большее количество интереса проявлял к происходящему в реальности. А в реальности они с Ромуальдом умудрились перешагнуть рубеж недоверия. Сегодняшний разговор стал тому подтверждением. Они не станут бегать друг от друга, если появятся проблемы. При необходимости они сумеют найти компромисс.

Ромуальд провёл подушечкой большого пальца по уголку рта Илайи, не отрывая при этом пристального взгляда и продолжая изучать выражение чужого лица, ища ответ на свой вопрос в глазах. Ему недостаточно было согласия, высказанного на словах. Ему нужно было удостовериться, что доверие, зародившееся прежде, когда Илайя собственноручно вложил ему в ладони кружевную повязку, никуда не исчезло. Оно не истончается, а лишь становится крепче.

– Ромео?

– Да?

– Ты меня хочешь?

– До дрожи, – ответил Ромуальд, не приукрашивая истинное положение вещей, а говоря чистую правду.

– Тогда трахни меня уже, – произнёс Илайя, потянув его за руку в сторону спальни, оформление которой, в определённой мере, должно было стать сюрпризом.

Несомненно, они вместе выбирали отдельные элементы декора и сходились на тех или иных вариантах, считая их оптимальными, но в этот момент Илайя должного внимания ремонту не уделил.

Разве что бросил выразительный взгляд на стек, лежавший поверх покрывала и на красные ленты. Полумрак, царивший в спальне, играл только на руку, добавляя происходящему некой атмосферности, не убивая начинания на корню, как могло бы сделать яркое освещение.

Ничего не говоря, Илайя опустился на край кровати, широко расставив ноги, всё ещё обтянутые джинсовой тканью. Ромуальд до сих пор не стащил с него брюки, разве что расстегнул их.

Сейчас слова точно были лишними, мимика и жесты могли выразить намного больше, чем самая проникновенная речь, заранее составленная и несколько раз прорепетированная перед зеркалом.

Взяв в руки ленту, Илайя пропустил её между пальцами, поглаживая атласную ткань, проникаясь прикосновением этой текстуры. Она была приятной на ощупь, как и любая атласная вещь, в принципе. Ромуальд наблюдал за этими действиями с повышенным интересом, боясь пропустить момент, когда можно перехватывать инициативу. Илайя отложил ленту в сторону, прижал одну руку к другой в районе запястий и выставил их вперёд, предлагая ограничить возможность совершать те или иные движения.

– Скажи, если передумаешь.

Ромуальд опустился на колено, подхватил ленту и принялся обвивать ею запястья Илайи.

– Почему я должен передумать?

– Вдруг не понравится?

– Мне понравится, – заверил его Илайя.

– Откуда такая уверенность?

– Верю в твои таланты.

Кончик языка показался между губ и моментально исчез.

Иногда Ромуальд реально не понимал, откуда в сознании Илайи появились мысли о собственной асексуальности, когда её там даже минимально не наблюдалось. Нет, он отлично умел себя осаживать, держал эмоции под контролем и, наверное, действительно мог обходиться без секса длительное время, не считая, что это запредельное явление, невозможное и нереальное.

Но…

Асексуальность?

Если бы его слова и действия являлись результатом притворства, выглядело бы всё иначе. Однако Илайе нравились их эксперименты, не такие уж новаторские, а вполне себе стандартные и другими парами прежде опробованные; ему нравились поцелуи, прикосновения разной степени раскованности. Да и секс, в целом, а не только отдельные его составляющие, ему тоже нравился.

В этом сомнений не возникало вообще никогда.

Нереально настолько искусно притворяться. Невозможно, будучи асексуальным, так восхитительно стонать, чтобы у партнёра в мыслях оставался вакуум, а мысли были вытеснены на периферию. Невозможно настолько страстно отвечать, если вообще никакого желания не испытываешь или испытываешь, но до дикости слабое.