Bittersweet (СИ)

Мерзкий, грязный шоу-бизнес, где за яркой картинкой скрывается неприглядная оборотная сторона. Увидеть её на начальном этапе суждено далеко не всем. Находятся те, кто соблазняется, а потом ходит в ужасе, осознав, в полной мере, в какую пропасть прыгнул по собственному желанию.

Гуляйте, принципы.

Пора распрощаться со своими светлыми, наивными, полудетскими мечтами, взглянув правде в глаза. Приходится принимать к сведению, что манящие огни – это не всегда исполнение мечты. Иногда, напротив, тотальное разочарование.

Если Прим уже сейчас считает себя главной героиней в пьесе под названием жизнь, где все остальные обязаны прислуживать королеве, забывая о себе, то придётся оказать содействие и продемонстрировать истинное положение вещей. Всегда находится человек, не имеющий желания одобрять такой сценарий, вносящий свои коррективы и нисколько не жалеющий о проделанной работе.

Таким человеком собирался стать Ромуальд.

– Поедем домой? – спросил он, высыпав песок и отряхнув руки.

– Может, ещё здесь побудем?

– Тебе этого хочется?

– Естественно.

– Тогда побудем. Нам ведь некуда спешить, правда?

– Ну да, – Илайя усмехнулся.

Вода тихо шелестела в отдалении, ветерок оставался всё таким же мягким и ласкающим. Покидать пляж Илайе действительно не хотелось. Во всяком случае, не сейчас. Насколько он ненавидел толчею в дневное время, когда на пляже собирается огромное количество народа, бегают дети, мелькают купальники, взгляд то и дело цепляется за флаконы с молочком для защиты от ультрафиолетовых лучей, настолько же проникся ночным, пустынным пляжем. А ещё думал о том, что мороженое действительно было бы очень кстати. Уронить одно из них на песок, изобразив неуклюжесть и покуситься на порцию Ромуальда, откусывая от неё с невинным видом. Вряд ли бы это осталось незамеченным, не произведя никакого эффекта.

Илайя усмехнулся и опустил голову. Волосы занавесили лицо. Конечно, выражение его и так никто разглядеть не мог. Но Илайя и не задумывался о целесообразности своего поступка, делая это больше по привычке. Ему сложно было признавать собственную зависимость от отношений и то, насколько он в них влип. Как муха влипает в каплю янтаря. На первых порах ей кажется, что всё несерьёзно, а потом янтарь густеет и застывает. Вырваться из него реально, только пожертвовав определённым количеством лапок, а без потерь – никак.

Таким вот янтарём для него были отношения. Может, сказывалось отсутствие опыта в прежние годы, может ещё какие факторы. Хотя Илайя сомневался, что длинный послужной список способен облегчать задачу. Редко когда одни отношения копируют другие, если только нарочно не выбираешь для себя людей, максимально похожих друг на друга.

У него такой возможности точно не было, поскольку людей, способных сравниться с Ромуальдом, в его прежнем окружении, не наблюдалось.

Дурацкое имя, максимально приближенное к книгам, вполне возможно, выбранное на основании любви к английскому драматургу. Достаточно мерзкий характер, оправданный не самым приятным окружением, сформированный, вероятно, им же. Некоторые выходки, от которых глаза на лоб лезут. Мизантропия в комплекте с неожиданно огромным количеством нежности, направленной в сторону человека, находящегося поблизости. Казалось бы, полные противоположности, будто две разных личности, живущих в пределах одного тела.

Но это единый характер, преподносящий периодически сюрпризы.

Илайя едва заметно вздрогнул, почувствовав, как Ромуальд перебрался ближе к нему, пальцы осторожно тронули пряди, отводя их от лица. Губы прикоснулись к виску, оставляя невесомый след. Ромуальд зарылся носом в волосы, ничего не говоря. Даже не пожаловался, что они пропитались табаком, а этот аромат точно не входил в десятку его любимых запахов. Но Ромуальд, кажется, сейчас таким мелочам вообще значения не придавал, сосредоточившись на чём-то другом. Илайя чувствовал, что напряжение, порождённое общением с Челси и тайной, открывшейся ныне, всё ещё продолжает висеть между ними, несмотря на то, что разговор вроде бы прошёл успешно, секретов не осталось, а акценты расставлены там, где им самое место.

– Я никому не позволю… – прошептал Ромуальд.

– Что именно?

– Отобрать тебя у меня.

– Разве кто-то покушается?

– Это пространное высказывание. Не обращай внимания, – Ромуальд улыбнулся. – Просто хотелось сказать это, чтобы ты знал. И не сомневался. И не думал о словах моей сестры. Меня не волнует, что она планировала, включая тебя в основной состав, и какие цели преследовала. Тебя это тоже волновать не должно. Вообще. Никогда.

Губы повторно скользнули по виску, прикасаясь едва ощутимо, практически невесомо. Илайе вновь вспоминались собственные мысли о кострах, горящих на песке, о липких от мороженого пальцах, о поцелуе с привкусом молока и фисташек. А в том, что Ромуальд взял бы себе такое мороженое, сомневаться не приходилось.

Он повернулся, но не стремительно, будто собираясь сломать Ромуальду нос своими неосторожными, порывистыми действиями, а медленно. Позволил подушечке большого пальца скользнуть по подбородку, коснуться уголка рта, погладив.