Bittersweet (СИ)

Ладно, ладно. Не стоило сравнивать Джулиана и мистера Уэбба; точно не стоило. Они вообще не могли соперничать друг с другом, да и аудитория у них была, вероятно, разная. Милашка Джулиан и тело на продажу, отзывающееся на имя Энтони. Ах, нет. Тони… Отвратное сокращение, от которого Ромуальда подташнивало и вообще заставляло кривиться всякий раз. Благо, что по долгу службы им не доводилось пересекаться на постоянной основе. Просто один из топовых артистов и сын продюсера. Вряд ли первый нуждался в признании со стороны второго. Достаточно того, как носится с ним отец. Носился раньше… Теперь этот самый Тони считался независимым артистом и лейблу не принадлежал, просто сочинял песни для своей подруги, некогда имевшей неосторожность клеиться к Ромуальду. Вообще-то она была вполне себе ничего, и не будь Ромуальд связан отношениями с Джулианом, позволил бы себе увлечься. Тогда. Не теперь. Теперь он уже точно расставил все приоритеты и не собирался бросаться на каждого встречного. Или каждую.

На ум тут же пришёл силуэт незнакомца, его пристальный взор и собственные нелепые действия. Думать об этом было чревато, и Ромуальд постарался избавиться от внезапного видения, да и от воспоминаний о том, как прижимался к холодной стене, о том, как шептал в пустоту нечто о блондинистых сучках и представлял всё, будто наяву. Это было давно. Это было неправдой. Он позабыл, а тот, второй, и подавно. Если им доведётся встретиться лицом к лицу, они друг друга не узнают. Если узнают, то разговор вряд ли сложится. О чём им болтать?

«Помнишь, как ты пялился на меня, заливая слюной собственные колени?».

«Да. Помнишь, как послал меня?».

«Да».

Крайне продуктивный диалог и невероятная по эмоциональному накалу беседа. Гамма чувств и переживаний.

– И что она сказала?

– Предложила встретиться.

– Ради чего?

– Не пояснила.

Это было совсем не в его стиле, но слова сами собой сорвались с губ. Ромуальд начал разговор, подумал, что ничего хорошего из этой попытки поделиться соображениями не выйдет, потому моментально сделал два шага назад. Ему не хотелось портить неплохой эпизод совместной жизни долгими, выматывающими выяснениями отношений, не хотелось снова переходить на обсуждение личности Челси и остальных членов семьи. Он мечтал о тихом покое и правильном распределении ролей. Справедливом. На его взгляд. И на взгляд Джулиана.

– Она не приносит хороших новостей.

– Иногда бывают исключения из правил.

– Когда речь заходит о твоей сестре? Вряд ли.

– Я даже спорить не стану. Челси упёртая, как стадо баранов.

– Это ваша фамильная черта, и в твоём лице она получила достойного соперника, – заметил Джулиан, улыбнувшись.

– Думаешь?

– Привык к вашему вечному противостоянию. Потому не уверен, что она скажет нечто обнадёживающее.

– Вполне возможно.

– То есть?

– Ну… На сей раз, у них возникли какие-то проблемы с композитором. Отец настаивает на данной кандидатуре, другие рассматривать отказывается.

– А сам композитор?

– Отлёживается на больничной койке. Неизвестно, когда поднимется и поднимется ли… В общем, прогнозы не особо оптимистичные, но мне откровенно наплевать.

– Добрый Ромуальд, – протянул Джулиан, набрав на ладонь пены.

Усмехнулся и сдул с руки воздушную белую шапку и ароматом трав, названия которых не знал.

– Если верить газетам, то личность эта живуча, как кошка. Однажды он уже «умирал», а потом вернулся в сопровождении какого-то крайне подозрительного субъекта и начал пиар-компанию вокруг своего имени… Ладно-ладно, это был вовсе не пиар, это были реальные проблемы, наверное. Но, как я уже говорил раньше, мне плевать, что происходит в его жизни. Умирает, восстаёт из мёртвых, снова отправляется на тот свет. Пусть распоряжается жизнью, как хочет, а я сосредоточусь на своей.

– Кажется, даже догадываюсь, о ком речь.

– Ты не догадываешься. Ты знаешь.

– Может быть, – заметил Джулиан, перестав акцентировать внимание на второстепенных вещах и посмотрев на Ромуальда.

– Если не хочешь намочить рубашку, то лучше закатай рукава, – произнес Ромуальд, стараясь сделать так, чтобы это прозвучало не чрезмерно заботливо, а повседневно, обыденно.

Когда его пробивало на нежность, Джулиан обычно становился на дыбы. Ему казалось, что Ромуальд проявляет снисходительность, видит перед собой больного, потому старается разговаривать с ним так. У них наблюдалось поразительное непонимание в этом вопросе, потому стоило придержать нежности при себе и произносить каждое слово в максимально сдержанном ключе.

– Не хочешь предложить мне присоединиться? – поинтересовался Джулиан, поставив бывшего любовника в тупик.

Он даже в былое время не проявлял инициативы. Что говорить о периоде после клиники? Ромуальду хотелось спросить, что произошло, но он лишь посмотрел на Джулиана с удивлением, чуть прищурился, словно пытался без дополнительных подсказок отыскать ответ на невысказанный вопрос в глазах собеседника.

– А ты ответишь согласием, если предложу?

– Посмотрим.

– Предлагаю. Присоединяйся, если есть желание.

– Есть, – ответил Джулиан, проводя кончиками пальцев по воротнику своей рубашки.