Bittersweet (СИ)

Покончив с приготовлениями, Ромуальд выключил воду, несколько раз провёл ладонью по поверхности воды, предварительно закатав рукав, чтобы не намочить ненароком ткань. Температура была практически идеальной, не холодная, но и на кипяток не тянула. Стянув рубашку, Ромуальд швырнул её в сторону корзины для грязного белья, расстегнул джинсы. Освободившись от одежды, погрузился в ванну, задержал дыхание и нырнул под воду. Этот нехитрый ритуал чем-то напоминал Ромуальду медитацию, хотя общего между занятиями йогой, погружением в неглубокий транс и пребыванием под водой в пределах собственной ванной комнаты было до неприличия мало. Настолько мало, что даже заикаться о сходстве не стоило, поскольку со стороны это могло показаться смешным.

Грёбанные обязательства.

Почему человек не способен жить только собой, исключительно ради себя? Почему он, при настолько ярко выраженной сволочной натуре, продолжает заботиться о Джулиане и не способен вновь наорать на него, сказав, что за роль следовало бороться самостоятельно, не полагаясь на посредников?

Ведь Челси права. Если Джулиан хотел вернуть былую известность, следовало делать шаги навстречу славе. Для начала – отправиться на прослушивание, а не сидеть здесь, ожидая, пока его заботливый приятель примерит на себя образ пеликана и притащит в клюве заветное место, а потом ещё и передаст из клюва в клюв, говоря образно.

Нет, в своих характеристиках он несколько ошибся. То ли преувеличивал, то ли преуменьшал. Пока сам не разобрался.

Оптимисты, верящие в человечество, наверное, обвинят его в жёсткости только потому, что он допускает мысли об использовании других людей. Пессимисты, к которым будет отнесено большее количество мизантропов, скажут, что он, напротив, задаётся нелепыми вопросами, да плюс ко всему, ведёт себя как размазня, позволяя собой пользоваться. Какой диагноз последует от реалистов?

Иногда, в моменты, наступающие после таких размышлений, Ромуальд приходил к выводу, что Джулиан провоцирует в нём противоречивые чувства, начиная от любви, что ещё не угасла окончательно, заканчивая бешенством и ненавистью. После он осаживал сам себя и приходил к выводу, что ненавидит не Джулиана, а его болезнь, разрушающую личность до основания. Это она виновата, что чужое сознание изменилось практически полностью, отстроилось заново из руин, оставленных принудительным лечением. Не стоит судить его по общепринятым меркам, сопоставляя с собой. Понятно, что это два разных взгляда на мир. Они были различными в былое время, теперь-то уж точно легче обозначить отличия, нежели обнаружить точки соприкосновения.

А тут ещё этот ученик Челси…

Неизвестно, каким он окажется, но вряд ли стоит ожидать от него благосклонности и хорошего отношения. Челси старательно делает вид, что во всех поступках руководствуется исключительно деловым подходом, но это лишь вершина айсберга, доступная каждому наблюдателю. Основная часть ледяной глыбы находится под водой, и неопытные новички могут поверить ласковым речам, соблазниться ими. Ромуальд не из таких. Он привык к тому, что сестрица не упускает возможности вставить палки в колёса и помешать ему в осуществлении задуманного.

Ромуальд не сомневался: Челси уже успела прочитать своему подопечному море правил поведения, провела курс молодого бойца и предупредила о возможных опасностях со стороны потенциального противника. Расписала в красках все его сильные и слабые места, упомянула Джулиана, развернула карту военных действий и приказала идти в бой, ни перед чем не пасуя.

Ему было не слишком приятно думать о грядущем противостоянии, но вместе с тем, интересовало, как выглядит противник. Посмотреть на него, оценить силы, прикинуть, как долго продлится эта военная кампания. Получится ограничиться блицкригом или противостояние затянется на длительное время, до тех пор, как одна из противоборствующих сторон не выбросит белый флаг, предлагая мирное урегулирование?

Разумеется, в телефонном разговоре Челси подробно положение не расписала, лишь уведомила о грядущей встрече, тем и ограничилась. Остальные пункты были заслугой Ромуальда. Он сам себя накручивал, заставляя постоянно акцентировать внимание на грядущем знакомстве и рукопожатии, сопровождаемом милой улыбкой вкупе с притворными словами: «Надеюсь, сработаемся». Он ведь знал, что не сработаются. Даже не собирался подстраиваться под партнёра по сцене, его требования, желания и стиль игры.

Он знал Джулиана. С ним и собирался играть, поскольку искренне верил, что здесь не придётся ни под кого подстраиваться. У них и без того сложится отличное взаимопонимание, а история дружбы, положенная в основу сценария, будет прекрасно передана в ходе этого взаимодействия. По сути, играть особо не придётся. Они будут проживать на сцене собственную жизнь, с небольшими поправками.