Bittersweet (СИ)

Звонок в дверь заставил Ромуальда отвлечься от размышлений о стиле жизни, присущего паре-тройке последних лет. На секунду он нахмурился, сомневаясь, что стоит вообще дёргаться и открывать кому-то. Вполне реально вжиться в роль пьяного идиота и послать посетителя в задницу, не сталкиваясь лицом к лицу, а через закрытую дверь. Тот, кто отчаянно нуждается в общении, может пару раз провести пальцами по экрану, выбрать вызов и позвонить. А с теми, у кого нет номера его мобильного, в столь поздний час разговаривать не о чем. Только посылать в матерной форме.

Но Ромуальд был трезв. Во всяком случае, чувствовал себя таким, потому от необдуманных фраз и поступков воздержался. Одного хватило за глаза. Нужно держать себя в руках и соответствовать громкому имени, характеризуя его с положительной стороны, а не так, как сегодня.

Ромуальд поставил бутылку на стол, потянулся к телефону, с удивлением глядя на значки принятых сообщений и пропущенных звонков. Постепенно вспоминал события дня, до встречи с партнёром по сцене. Точно. Как раз перед встречей он выключил звук, чтобы никто не отвлекал от процедуры знакомства и общения с потенциальным мальчиком для битья. А потом уже стало не до телефона. Приехав домой, Ромуальд швырнул сенсор на стол в гостиной, не озаботившись проверкой настроек, потому сейчас и наблюдал десяток сообщений вкупе с не меньшим количеством пропущенных вызовов. Он открыл список без особого интереса, даже с долей скепсиса, обозначенного на лице, поскольку примерно представлял, кто мог жаждать порции его внимания. Челси. Кто ещё?

Но… ошибся.

Номер телефона, отражённый на дисплее, принадлежал Джулиану.

Стоило только просмотреть журнал вызовов, как дисплей, вновь загорелся. На сетчатке глаз, казалось, отпечатывается каждая цифра этого номера. Палец неловко соскользнул, едва не оборвав звонок. Ромуальд тихо кашлянул, приказывая себе собраться и прекратить пребывать в состоянии желе, после чего вновь провёл пальцем по дисплею, принимая вызов.

– Где ты сейчас? – спросил Джулиан вместо приветствия. – Судя по тому, какая тишина тебя окружает, ты не в ресторане, не в клубе, не на концерте и не в кино. Или дома, или у родителей.

– Дома, – признался Ромуальд.

– И не отвечаешь на звонки… Я волновался.

Голос звучал искренне, заподозрить Джулиана во лжи не получалось. Да он и не лгал, по сути. На самом деле, волновался, понимая, что Ромуальд вполне может натворить ошибок, находясь в состоянии аффекта. Джулиан не был готов поручиться за то, что Ромуальд именно в этом состоянии находится, но то, что на взводе, так однозначно. Их скандал затянулся и стал самым масштабным из всех размолвок, что имели место быть в прежнее время.

– Просто звук был выключен. Я не слышал.

– Верю. Пустишь меня? Или нет?

– А…

– Да, это я звонил. Но поскольку света в окнах нет, подумал, что тебя может не быть.

Ромуальд оборвал звонок, вышел в прихожую и распахнул дверь настежь, надеясь встретиться взглядом с бывшим любовником, но вместо него увидел облако белоснежных лилий, подхвативших и закруживших его в своём сладковатом аромате. Этот жест фактически копировал его первое появление в гримёрке Джулиана. И хотя он знал, что артистам дарят огромное количество цветов, всё равно не удержался от покупки, спустив приличную в целом и незначительную для него сумму на букет лилий. Сначала в помещение вплыл их аромат, потом появился он и принялся изливать свои восторги многочисленными талантами. Девятнадцатилетний мальчишка, не знавший, как подступиться к своей мечте.

Джулиан не забыл этот момент, потому-то сейчас стоял в коридоре, прикрываясь хрупкими цветами, и мучительно подбирая слова для начала разговора. Пока их с Ромуальдом разделяли стены, двери, а то и километры расстояния, было намного проще отыскать подходящие реплики, теперь он оказался в тупике, надеясь, что руки не начнут дрожать от переизбытка эмоций, а цветы не упадут к ногам, став ещё одним ковром. Ромуальд не обратит на это внимание, пройдясь по ним с равнодушным видом, сминая и насмехаясь. Не упустит возможности сказать какую-нибудь гадость, проехаться по умственным способностям, упомянув и наследственные проблемы, а потом отшвырнёт остатки стеблей и захлопнет дверь. Джулиан всё решил первым, когда сказал, что не нуждается в «заботливой мамочке», а потом подхватив чемоданы и свалив во вполне известном направлении.

– Моя очередь извиняться, – произнёс, приходя к выводу, что начать с чего-то разговор, определённо, стоит, и он не может дальше стоять в этой гнетущей тишине, когда кажется, что стены давят, с каждым мгновением сжимая всё сильнее, размазывая его между собой, как слой арахисового масла между двух тостов.

– Тебе не за что извиняться, – ответил Ромуальд.

Внутренний голос насторожился, навострил уши. Удостоверившись, что всё расслышал правильно, ощерился и захохотал.

Как же. Не за что!