БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

Он сбил шляпу на затылок и начал насвистывать марш. На нем больше не лежало обязанности бережно относиться к этому мирку хрустальных вазочек и фарфоровых зубов, и Виллт собирался в полной мере воспользоваться открывающимися возможностями.

Следующие годы были заполнены работой. О, это было сладостно. Тугая, годами стягивавшаяся пружина внутри распрямлялась, выпуская наружу застарелую ненависть. Он брал ее, стальную и сияющую, как скальпель, и анатомировал механизмы, отвечающие за принятие решений. Почему люди говорят одно, делают другое, получают третье? Почему хороший, действительно хороший инженер не перепроверяет расчет и подводит людей под гибель?

Почему благие намерения не помогают? Как выходит, что ты, умный, разумный, ответственный ты, теряешь контроль и однажды открываешь глаза и обнаруживаешь себя в жутком болоте, куда ты сам себя загнал?

Когда появился королевский советник и предложил ему читать публичный курс по критичному мышлению, Виллт, конечно, не отказался.

Нельзя было сказать, что Мирддину нравился Эмрис Виллт. Впрочем, сказать, что Виллт ему не нравился, тоже было бы неверным. Виллт был необходимым инструментом, и с его существованием следовало смириться во имя достижения цели.

То, что пытался изложить сам Мирддин, было основано на знаниях Авалона и на его собственном опыте, полученном на Авалоне, в локусах и в Аннуине. В нем не было ничего сверхъестественного, но человек, который пришел бы к аналогичным выводам, пришел бы к ним совершенно другим путем. У него была бы другая история, и эта история ощущалась бы за ним, придавая его словам вес.

Благодаря Артуру Мирддин понял, как ему нужно ставить задачу. Кем должен быть человек, чтобы излагать те идеи, которые хотел изложить Мирддин?

Так появился Эмрис Виллт.

Мирддин собрал его из разрозненных впечатлений, обрывков прочитанных биографий, культурного ряда и — изрядно умозрительных — построений о том, какие должны быть стартовые условия, чтобы привести к нужному для Мирддина результату. Инженер Виллт существовал на самом деле, но был одним из тех, кто «пропал без вести». Мирддин просто взял его историю за основу. Ему почему-то казалось, что настоящий Виллт не возражал бы.

Это было странное, жутковатое и захватывающее чувство — лепить из себя другое существо, занятие, прямо противоположное смене формы по цели и смыслу. Когда ты становишься деревом — это все равно ты, только дерево. Когда ты становишься стихией — это все равно ты, только стихия. Когда ты становишься человеком — ты отливаешься в максимально соответствующего тебе человека.

Здесь все было прямо наоборот. Следовало сделать из себя кого-то другого.

Отчасти это походило на детскую головоломку танграм — квадрат, который можно разобрать на семь частей и составить из них что угодно.

Это было сложно, но интересно. Следовало найти ответы на массу вопросов — где Виллт родился; где получал образование; среди кого рос; с кем дружил; с кем сражался; следовало выяснить массу мелких деталей, и с каждой из них призрачное существование Эмриса Виллта становилось все более и более явным.

Виллт должен был быть человеком полностью, и Мирддин вынул из схемы все, связанное с дану и Авалоном. На этом месте осталась пустота. Она тоже была необходимой частью модели; и она должна была быть достаточно большой, чтобы у Эмриса Виллта была цель — срастить внутри себя этот разлом так же, как Мирддину приходилось сращивать внутри дановское и человеческое. Именно из этого, как предполагалось, должен был вырасти нужный метод. Нужная школа мысли.

Ему нужно было получить тот же самый результат на основании совершенно других множителей.

Иногда Мирддина пугали результаты. Он оставлял лакуны, и лакуны заполнялись чувствами, решениями, суждениями, не имеющими никакого отношения к его собственному опыту. Они теряли смысл, едва он переставал волевым усилием удерживать чужой образ.

Иногда Мирддину казалось, что он отбирает слишком много. Ужасно хотелось сжульничать. Позволить просочиться в капсулу, содержащую Эмриса Виллта, чему-то из того, что знал он сам, Мирддин. Но он понимал, что этого делать нельзя. Вся конструкция рухнет.

Ему не было дискомфортно, пока он был Эмрисом Виллтом. Все казалось… нормальным. Внутри Эмриса Вилта он не знал, что бывает по-другому.

Но по возвращению в себя обратно Мирддина каждый раз накрывало осознание, насколько далека эта норма от его обычного восприятия. Так или иначе, он привык вести отсчет от Авалона. Вести отсчет от того, что принято в Срединных землях, было… было нелегко. Весь мир немедленно начинал натирать, как ботинок не по размеру. Тогда приходилось напоминать себе, что он создал Эмриса Виллта не для того, чтобы он был счастлив. А для того, чтобы его слышали.

И каждый раз был этот долгий момент вхождения в несуществующую жизнь.

Мирддин начинал с обстановки, медленно скручивая спираль вокруг себя, заполняя пространство маркерами и вешками, на которые можно будет опереться, и, избавляясь от которых, потом можно будет вернуться к себе обратно.