БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

— Приношу извинения за доставленные неудобства. Это было необходимо.

— Это была магия?

Мерлин кивнул.

— То, что люди называют магией. Ничего серьезного, просто защита от праздного любопытства. Достаточно мотивированный человек преодолевает ее без труда.

— Как она работает? — спросил Тельгесин.

У Мерлина сделался довольный вид, будто Тельгесин сказал ему что-то хорошее.

— По большому счету, так же, как и все остальное, — королевский советник сел напротив и сложил пальцы домиком. — Мне вас рекомендовали как человека отважного и обладающего острым умом. Я рад, что рекомендация оказалась верной. Впрочем, — он усмехнулся, — Его Величество редко ошибается в таких суждениях. В отличие от всех прочих.

Тельгесин почувствовал, что краснеет.

— Таким образом, — продолжил советник, — я уполномочен передать вам вот это, — он вынул из ящика папку и передвинул ее по столу Тельгесину.

Тельгесин открыл ее, и ему немедленно бросилось в глаза слово, выведенное вычурным шрифтом.

«Завещание».

— Не бог весть что в материальном плане, — сказал советник, — но, думаю, прочее вы оцените. Личная библиотека, конспекты, планы дальнейших лекций. Боюсь, несколько хаотичные и требующие доработки, — Мерлин поморщился.

Если бы Мерлин вручил Тельгесину корону и скипетр Камелота, Тельгесин не поразился бы больше.

— Эмрис Виллт начал очень важное дело, — сказал Мерлин. — Мне нужен тот, кто его продолжит. Эмрис Виллт в завещании указал вас в качестве того, кому можно передать философскую школу. Как мы уже выяснили, заблуждался он с размахом, так что меня интересует, каково ваше собственное мнение по этому вопросу. Вы хотите этим заниматься?

— Ну… да.

— Вот и отлично, — заключил Мерлин. — Школе нужен нормальный лектор, а не фигляр из балагана.

— Эмрис Виллт был хороший человек, — тихо сказал Тельгесин.

— Эмрис Виллт был самодовольный болван! — отрезал королевский советник.

Это что-то личное, понял Тельгесин. Он попытался прибросить, где и когда Эмрис Виллт и Мерлин могли бы пересекаться.

— Вы учились у него, — понял Тельгесин.

Королевский советник замер, глядя на него в упор. Потом моргнул и отвел глаза.

— В каком-то смысле. Можно сказать, что мы вместе работали, — он повел в воздухе ладонью, будто отметая что-то. — Я прошу прощения. Мне не следовало при вас так о нем отзываться.

Тельгесин с изумлением понял, что королевский советник перед ним извиняется.

— Нет, я… я все понимаю, — тихо сказал он. — Сильные эмоции… часто заставляют терять контроль. Вот и вы…

— «Ты», — решительно сказал Мерлин. — Если мы собираемся вместе работать — то «ты». Не настолько уж я тебя старше, чтобы мне выкать.

Мирддин, сцепив руки за спиной, медленно шел по дворцовому парку. Во-первых, ему требовалось размяться, во-вторых, ему требовалось подумать. Масса дел накопилась за время его отсутствия, все они требовали внимания, и то, что за это время он успел отвыкнуть от Камелота, не облегчало ситуацию. Раньше он накидывал «вуаль» и отправлялся бродить по камелотовским улицам, разглядывая витрины и вслушиваясь в разговоры прохожих, но сейчас это его больше сбивало, чем настраивало. Человеческий мир — такой плотный, такой вещественный. Такой зыбкий. Он был прямой противоположностью Пустошам — в Пустошах менялась форма, но не менялась суть. В Камелоте форма могла оставаться той же — но как же менялось наполнение!

Парк был огромный и то, что называется «регулярный». Мирддину он скорее не нравился — слишком старательно тут все было выверено по линейке и слишком очевидно было, насколько это искусственно. Куст, выстриженный в виде вставшего на дыбы единорога, был явно лишним, хотя и вызывал уважение к целеустремленности садовника. Мирддин не удивился бы, обнаружив его красящим розы в другой цвет. Садовые лабиринты из зеленой изгороди, дорожки, прочерченные по плану, цветы, высаженные так, что с самолета складываются в королевский герб. Человеческое упорство. Человеческая эстетика. Человеческое стремление переделать мир по своему образу и подобию.

Мирддин вспомнил Каэр-Динен, его вертикальные сады и неприветливый морской ветер, гонящий розовые лепестки по серому камню. Контроль за окружающим миром на Авалоне был строже — и незаметней. Если дану требовались розы другого цвета, они меняли генетическую структуру цветка. Если дану требовалось достичь цели, недостижимой раньше иными средствами — дану меняли себя. Люди так не делали. Они менялись — но не осознавали этого и не выбирали стратегию изменений осознанно. Это была важная разница в подходах. Ее следовало учитывать.

Как и то, что нельзя изменить самого себя, не задев окружающих. Мир был похож на сложную систему балансиров и противовесов. На систему сообщающихся сосудов. Тебе кажется, что ты вправе сделать с собой что угодно — а потом обнаруживаешь свою кровь в чужих венах.

Это не лишает тебя права действия. Но это тоже надо учитывать.

Мирддин в очередной раз свернул. Зеленый лабиринт расступился, и в арке, увитой розами, как в раме, Мирддин увидел садовые качели и фигуру человека рядом с ними, черную против солнца. Мирддин приставил ко лбу ладонь.